Остров разбитых сердец

– Папа, я коплю на будущее. Девочкам понадобятся…

– Девочке. Одной.

Черт бы его побрал! Я делаю несколько глубоких вдохов.

– Да. Одной. В общем, я звонила, чтобы поблагодарить.

– Ну и ладно.

Мне становится трудно дышать, подбородок дрожит. Почему мне так тяжело разговаривать с этим человеком?

– Папа, я жалею о том, что сказала, когда мы плыли.

– А что ты сказала? Я не помню.

Ах ты, паразит! Все ты прекрасно помнишь! Закрываю глаза и изо всех сил стараюсь вернуть ту жалость, которую испытывала к нему, пока ждала его возвращения на остров.

– Я не должна была винить тебя в маминой смерти. Ты прав: мне действительно не все известно.

Сейчас я признала это впервые. С детства я цеплялась за относительно приемлемую для меня версию той трагедии: веселая и беззаботная мама пошла в магазин за продуктами для семьи. Но теперь в памяти всплыли эпизоды, заставляющие меня все переосмыслить.

– На острове я много думала о прошлом, – продолжаю я. – Мама была больна, да? Я имею в виду душевно, а не физически. И поэтому ты привез ее на остров, поближе к бабушке? И пожертвовал карьерой, чтобы не отлучаться из дома надолго…

Отец прерывает меня. Его голос звучит громко и резко.

– Не было никакой жертвы, слышишь?! – Немного смягчившись, он прибавляет: – Это нормально – делать для близких то, что им нужно. После аварии мама поддержала меня…

– После какой аварии? – вкрадчиво произношу я, надеясь услышать ответ на вопрос, который все это время оставался для меня тайной. – Что произошло с твоим лицом, папа?

Сначала отец молчит. Наверное, я спросила слишком прямолинейно. Но потом он очень тихо, почти шепотом, отвечает:

– Ты тогда была совсем маленькая. При разгрузке сорвалась цепь и ударила меня по лицу. Разбила щеку. Повредила нерв.

Как стыдно! История про потасовку в баре всегда казалась мне сомнительной, но я ведь даже не пыталась выяснить правду.

– Меньше чем через месяц, – продолжает папа, – у мамы началась черная полоса.

Все встает на свои места. Первый приступ маминой болезни – послеродовой депрессии или биполярного расстройства – совпал по времени с аварией, которая изуродовала отца. Как исчезновение Кристен совпало с крушением поезда. Я закрываю глаза:

– Ох, папа… Это не твоя вина.

– А я и не говорю, что моя.

Господи, ну неужели нельзя хоть раз обойтись без резкости!

– И мамино… самоубийство… – я тереблю пальцами горло, – в нем ты тоже не виноват, папа. Виновата я. В то утро я ушла в школу, хотя она просила…

– Прекрати! – Голос отца снова стал громким и грубым. – Знаешь, в чем твоя проблема? Ты не хочешь понять, что жизнь – не цепь причин и следствий. Иногда несчастья случаются вообще без всякой причины! Научись с этим жить – давно пора!

Попрощавшись с отцом, еще долго сижу и думаю. Никогда мне не получить утешения от этого человека. Никогда он не скажет мне, что я была маленькой девочкой и что он любит меня, хоть я не смогла спасти маму. Глупо было надеяться на такие слова. Он меня не простит. Потому что никогда ни в чем не винил. Я опускаю голову на руки и плачу, упиваясь сладостным чувством облегчения.

Глава 35. Энни

Во вторник утром Энни замечает, что розовый рюкзачок Олив подозрительно раздулся. С тех пор как девочка впервые взяла в руки бинокль, прошел месяц. Все это время она постоянно тайком играет с ним. Раз в несколько дней Энни застигает ее стоящей на подоконнике и глядящей сквозь линзы на небо. А иногда она, как сегодня, пытается утащить бинокль в школу.

– Отдай, горошинка. Ты же знаешь, что папа не разрешает тебе брать эту вещь, – говорит Энни, стоя в прихожей, и протягивает руку.

– У меня ничего нету!

Энни качает головой. И чем отцовский бинокль мог так заинтересовать пятилетнего ребенка? Она расстегивает растопыренный рюкзачок и вытаскивает похищенную вещицу.

– Неплохо! Ты меня почти перехитрила!

Олив ворчит:

– Ты мне больше не нравишься!

«Больше»? От этого слова сердце Энни наполняется радостью.

В полдень она подходит к зданию школы и, присев на корточки, как всегда, с улыбкой приветствует свою подопечную:

– Как прошли уроки, горошинка?

Олив пожимает плечами:

– Нормально.

– Чему интересному ты сегодня научилась?

Этот вопрос всегда задавала Энни мама.

– Я выучила новую песню. Буду петь ее на весеннем концерте. Она про нашу страну. «Прекрасная Америка».

– Замечательная песня, – говорит Энни, выводя девочку за ворота школы. – Давай вместе порепетируем!

Олив корчит рожицу и с преувеличенным неудовольствием тянет:

– Не-е-ет!

Энни, смеясь, запевает:

– Америка, Америка! Пребудет Бог с тобой!

– Ты дура, не так! – восклицает Олив и тут же зажимает ладошкой рот. – Извини, Энни, но ты неправильно поешь. Вот как надо: «Америка, Америка! Прибудет бок со мной!»

Энни смеется:

– Ах, пардон! Кстати, у меня для тебя сюрприз! – Она похлопывает свою кожаную сумку.

– Опять глупая книжка?

– Нет, кое-что другое. Но если не хочешь, оставлю себе.

Олив смотрит на красивый сиреневый сверток с розовой ленточкой и думает, чего ей больше хочется: получить подарок или обидеть няню. Первое желание оказывается сильнее. Она протягивает ручонки:

– Дай! Дай! Дай!