Остров Разочарования

Егорычев прислушался. Звуки эти прилетали из-под самого подножия скалы, примерно с того места пляжа, на которое прошлой ночью выбросило накатом их плот. Егорычев осторожно подошел к самому обрыву и снова прислушался: ну, конечно, это лениво бренчали выбрасываемые прибоем на гальку и обратно уносимые бочки от разбитого плота.

«Как это я упустил из виду бочки! — подумал Егорычев. — Их может унести в открытое море. Нужно будет сегодня же выловить их и спрятать в укромном месте. Кто знает, удастся ли выбраться отсюда без плота…»

Еще вчера, перед тем как ложиться спать, Егорычев поймал себя на том, что не сделал кое-что задуманное еще днем, но забытое за обилием навалившихся на него забот. Он разыскал среди бумаг Фремденгута отличную новую записную книжку в кожаном переплете и решил каждое утро заносить в нее план на день. Сейчас, собравшись записать насчет бочек, Егорычев обнаружил, что забыл Записную книжку под подушкой. Он не спеша пересек площадку, осторожно, на цыпочках, прошел пещеру, зажег добротный электрический фонарь в деревянном футляре, уселся на койке, сделал в записной книжке несколько заметок, в том числе и насчет бочек, прислушался, не слышно ли чего за перегородкой. За перегородкой ничего не было слышно: пленные еще не проснулись. Егорычев на цыпочках вышел из пещеры и направился к Мообсу, несшему вахту у спуска в долину.

Пока Егорычев провозился в пещере, на площадке наступил день. Запели самые жизнерадостные и не ленивые птицы. Первое дуновение ветерка шевельнуло сонную, сыроватую еще листву. Внизу, в долине, мрак быстро отступал, оставляя плацдарм густому и текучему, как сметана, туману. Потом, когда солнце перевалило наконец через высокие и лесистые восточные склоны острова, посветлела и вскоре стала совсем голубой зеркальная гладь бухты. А затем, от берега к вершинам склонов, стал быстро таять и туман, постепенно открывая солнцу черные лодки на оранжевом берегу, тоненькую сиреневую ниточку дорожки, ведшей от этих лодок к Новому Вифлеему, зарумянившиеся верхушки деревьев, кусочки серовато-желтых высоких крыш из пальмовых листьев в просветах между светло-зелеными пальмами, окружающими деревню. Наконец зыбким жемчужным столбиком возник первый дымок очага, и день наступил на всем острове.

Мообс встретил Егорычева позевывая, но вполне благожелательно.

— Хотите спать? — спросил Егорычев.

— Ни в коем случае! — весело отвечал репортер. Никто не мог бы поручиться, что он не вздремнул, оставшись один ночью на вахте. Но не пойман — не вор. Как бы то ни было, он был исключительно свеж, весел и полон сил. — Спать ни в коем случае, но умоюсь я с удовольствием. Вода в пещере?

— На камне, справа от входа, — рассеянно промолвил Егорычев, но тут же спохватился. — Только постарайтесь, дружище, поэкономней тратить ее. Покуда мы не обезвредим третьего эсэсовца, ходить вниз по воду будет небезопасно. Он может перестрелять нас из-за любого куста, как… — он хотел сказать «как куропаток», но забыл, как по-английски «куропатки», — как попугаев.

— Господи, когда же наконец кончатся эти постоянные ограничения! — капризно воскликнул репортер. Как избалованный ребенок, впервые к собственному удивлению честно приготовивший урок, он считал себя сейчас, после двукратного дежурства, вправе покапризничать.

Поймав недоуменный взгляд Егорычева, он благоразумно сменил тон.

— Как же вы думаете, Егорычев, выйти из этого положения? — озабоченно осведомился он, отдаваясь, как и Фламмери и Цератод, при малейшем затруднении на полное усмотрение Егорычева.

— А вы как думаете? — рассердился Егорычев. — Вы, кажется, всерьез все решили, что я к вам нанялся в няньки! Будьте любезны сами пошевелить мозгами! Мне интересно, что вы предложите.

— Что же я могу предложить? — сокрушенно вздохнул Мообс. — Я впервые в жизни в такой ситуации.

— А я что, каждый день попадаю на такие острова?! — взъелся было Егорычев, но не выдержал и фыркнул. Его рассмешило собственное восклицание. — Да ну, чего вы пригорюнились, Мообс? Ничего, что-нибудь придумаем, раз вы действительно впервые попадаете на такой остров. Знаете что, пойдите поспите, пока все встанут. Потом будем все умываться.

Мообс передал Егорычеву автомат, приветливо помахал ему рукой и, насвистывая, пошел вразвалочку, довольной и неторопливой походкой человека, честно и до конца выполнившего тяжелый и опасный долг.

Егорычев зевнул, присел под дерево на камешек, принесенный сюда привыкшим к комфорту мистером Фламмери, оперся о еще не согревшийся на утреннем солнце ствол и стал любоваться нарядной и удивительно мирной панорамой острова.