Остров Разочарования

— Ну да, бестолковая вы голова! Как только он вас поагитирует…

— Не агитирует он меня, — сказал Смит.

— Словом, в случае чего, сразу ко мне.

— И совсем он, по-моему, не плохой парень, этот Егорычев, — сказал Смит.

— Поверьте, дружище, он и мне самому нравится… Но это надо в себе перебороть… Эти коммунисты, скажу я вам…

Они кряхтя подняли очень тяжелый ящик, кажется, со сгущенным молоком. Егорычев поспешил к ним на помощь, и разговор так и остался незавершенным.

XIII

Обследование основного помещения заняло около пяти часов, с коротким перерывом на обед. После обеда Смит прилег на часок-другой, но Егорычев не будил его до позднего вечера. Несколько позже Смита выбыл из строя Мообс. Он нашел в чемоданах Кумахера и Сморке уйму порнографических открыток и углубился в их восторженное созерцание со всей страстью молодого американского шалопая. Что же касается Цератода, то он сослался на свою близорукость и на покалывания в сердце, не позволявшие ему без риска для жизни нагибаться и перетаскивать даже малейшие тяжести. А так как Егорычев имел серьезные основания сомневаться, что оба они, и Цератод и Мообс, проявили бы при обследовании помещения и документов эсэсовцев должную старательность и бдительность, то он с легким сердцем согласился взять на себя весь этот немалый и кропотливый труд.

Тут время сказать хоть несколько слов о том, как выглядело помещение, которое ему предстояло обследовать.

Это была довольно высокая, в среднем в полтора человеческих роста, и почти квадратная пещера, площадью около семидесяти квадратных метров, с плотно укатанным земляным полом и довольно гладкими базальтовыми стенами, отполированными не столько человеческими руками, сколько временем. В ее задней стене, над столиком, на котором молчаливым укором безмятежно похрапывавшему Смиту стояла рация, темнела закопченная, неглубокая, узкая и высокая ниша, в которой раньше, очевидно, возжигались островитянами самодельные свечи во славу божию. Егорычев обшарил нишу в тайной надежде, что именно здесь он вдруг найдет самые важные и самые тайные документы, но ничего, кроме двух ящиков с сигарами, не нашел. Он даже выстучал стенки ниши сантиметр за сантиметром, но они всюду звучали совершенно одинаково. Тогда он приступил к выстукиванию стен всего помещения — и с теми же неутешительными результатами. Он тщательно обследовал столы, койки, постельные принадлежности, чемоданы, ящики, даже банки с сахаром и солью, провожаемый время от времени ироническими взглядами Цератода, который чувствовал себя так неважно, что вскоре прилег на кровать и теперь геройски боролся с приятной послеобеденной дремотой.

Вопреки ожиданиям Егорычева бумаг оказалось сравнительно немного и ни одна из них не представляла особого интереса, если не считать разве конверта с выписками из служебных аттестаций, в разное время выданных майору барону Фремденгуту его командованием. В этих документах удостоверялось, что майор барон фон Фремденгут во время ответственных операций во Франции, Норвегии, Польше и на юге Советского Союза показал себя безгранично преданным фюреру офицером СС, проявив примерную твердость, решительность и беспощадность как в борьбе против партизан, так и в «массовых очистительных акциях» в Варшаве, Керчи и в Бабьем Яру под Киевом.

Так как Егорычев и до обнаружения этих зловещих аттестаций не ошибался в майоре Фремденгуте, то он ограничился лишь тем, что спрятал их во внутреннем кармане своего кителя и продолжал поиски. К половине десятого он вынужден был признать себя побежденным: никаких намеков на истинную задачу, поставленную немецким командованием перед эсэсовской группой майора Фремденгута, ему нигде раскопать не удалось.

В последний час поисков он был в пещере единственным бодрствовавшим человеком. За стеной оба пленных давно уже перестали ворочаться и вполголоса переговариваться. Давно храпел Мообс. Не удержался и тихо засопел бравый майор Цератод. Время от времени он что-то сердито выкрикивал.