Оправившись от первого потрясения, утка, напряженно уставившись в одну точку, опять принялась топтаться на месте.
– Ничего себе производительность, – заметил кот. – Если б яйца на цепь перековать… Вань, пособи, а? Что я сам-то могу с такими конечностями? – и он коснулся Ивановой ноги мягкой лапкой.
– Да пошел ты! – осерчал Иван на своих незадачливых спутников. – Больше дела мне нет, как только яйца на цепи перековывать! – Сказал да тут же и смягчился. Не по своей же воле басурманы в домашних животных превратились. – Вот что, горемычные, – сказал он, присев и погладив кота по шерстке бархатной, – недосуг мне с вами задерживаться. К Кащею спешить надо. Ежели голову там сложу, не поминайте лихом. А ежели живым останусь, помогу вам. Или чары с вас снять колдовские, или, если не выйдет, уход приличный обеспечить.
Тем временем утка снова сделала шажок в сторону и принялась с интересом, спокойно уже разглядывать очередное золотое яичко.
– Главное, никуда отсюдова не уходите, чтоб искать вас не пришлось, – закончил Иван, поднимаясь. – Все. Бывайте!
Со словами этими повернулся он лицом к дворцу Кащееву и побежал дальше в одиночестве.
Миновав пальмовую рощицу, Иван остановился перед огромным мрачным замком из серого ноздреватого камня. Вынул из ножен меч, перекрестился трижды, как матушка учила, и, шагнув к дверям дубовым, принялся колотить в них кулаком.
С таким же успехом он мог бы стучать по собственному шлему.
Иван повернулся к дверям спиной и стал бить в них пяткой богатырской. Одна створка треснула. В тот же миг из-за дверей раздался вкрадчивый голос:
– Зачем имущество-то ломать? Оно денег стоит. Нажми-ка лучше, богатырь, на кнопочку.
Тут только разглядел Иван на косяке небольшую белую кнопку и немедля нажал ее. В тот же миг над дверью приоткрылось небольшое окошечко, а оттуда выдвинулась и накренилась объемистая лохань. И Ивана с ног до головы окатило дурно пахнущей жидкостью.
Из-за дверей раздалось тихое счастливое хихиканье, и они наконец отворились. На пороге, почти беззвучно трясясь, стоял невысокий полный лысоватый мужчина в ночной рубашке.
– Ой не могу! Ой порадовал! – добродушно выкрикивал толстяк, хохоча.
– Да я тебя сейчас! Я тебя!.. – угрожающе двинулся на него Иван.
– Ну ладно, ладно, мир, – успокаивающе предложил толстяк, опасливо отступая вглубь. – Я пошутил. Люблю, понимаешь, шутки. Ты кто таков-то, молодец?
– Я – богатырь, Иван-дурак. Пришел с Кащеем сразиться.
– Это хорошо! – обрадованно закивал толстяк, беря Ивана под руку и ведя по коридору. – Это здорово! Давно ждем. Этот Кащей нас всех тут просто затретировал. – Толстяк посерьезнел и, остановившись, повернулся лицом к Ивану: – Освободитель ты наш! Герой! Тобой гордится вся земля Русская! Не подкачай, Ванюша! – и поволок нашего героя дальше по коридору.
– Да где Кащей-то? – слегка упираясь, спросил тот.
– А я откуда знаю? Он не докладывает. Посидим, подождем, чайку попьем.
Коридор кончился, и Иван под руку со своим провожатым вошел в просторный сумрачный зал с большим круглым столом посередине. По стенам горели редкие факелы.
– Вот, садись сюда, – взял толстяк Ивана за плечи, усаживая его на стул. – Сюда…
Иван сунул меч в ножны и сел, но в тот же миг у стула подломилась явно заранее подпиленная ножка. Иван с грохотом рухнул на пол, а толстяк, схватившись за животик, зашелся тем же, что и возле двери, счастливым тихим смехом.
– Ой не могу! Ой умру! Шутник я, а, Вань?
– Шутник! – зло ответил Иван, пытаясь подняться с пола и не понимая, отчего у него это не получается.
– Да ты не сердись, Ваня, – насилу успокоившись, сказал толстяк. – Чувство юмора надобно иметь. Тут ведь сдохнуть со скуки можно… – И, не выдержав, прыснул снова, наблюдая за тщетными попытками Ивана встать. – Стул, стул! Я этот клей сам изобрел! Правда, намертво?
Тут только Иван понял, что ему мешает приклеившийся к штанам стул. С проклятьями он перевернулся на живот, потом встал на четвереньки, а уж потом и на ноги поднялся. Стул, само собой, остался приклеенным к штанам, тянул их вниз; торчащие горизонтально ножки стесняли движения, а упершаяся под лопатки спинка мешала выпрямиться полностью.
– О-хо-хо! Ой хи-хи-хи! – надрывался толстяк, побагровев от натуги.
– Гы-гы, – хохотнул Иван неуверенно, а потом не выдержал и захохотал во весь голос. Через минуту они, не в силах устоять на ногах в одиночку, стояли с толстяком в обнимку, повизгивая и утирая слезы.
Успокоившись наконец и отдышавшись, Иван освободился от объятий шутника и насупился:
– Портки-то испортил мне!
– Да ты снимай, снимай их! – радостно вскричал тот. – Не стесняйся! Тута, окромя нас с тобой, никого нету. Сейчас я тебе новые принесу. Да помоднее – кожаные, с заклепками! – Со словами этими он засеменил из зала к боковой двери. На пороге уже остановился и сказал: – А ты подкрепись пока, проголодался небось с дороги.
Тут только заметил Иван на столе фрукты и сласти. Но не до еды ему было – очень уж стул мешал. Иван с облегчением расстегнул штаны, и стул, увлекая их вниз, со стуком упал на каменный пол.