Когда в печке газеты как следует разгорелись, я придвинул Стаса поближе к огню, накрыл одеялом с койки, сам в другое укутался. И мы принялись оттаивать.
…Минут через сорок вся изморозь с нас сошла, а у Стаса даже ноги снова шевелиться начали.
– Газеты-то кончаются! – ехидно, словно рад был замерзнуть, заявил он. – Что делать будем?
Я оторвался от увлекательного чтения – той странички в «Спид-ИНФО», где печатают кверх ногами, – с удовольствием запустил газету в огонь и сказал:
– Твоя очередь огонь поддерживать. Вон… книжек много.
У Стаса отвисла челюсть.
– Книжками? – простонал он.
– А чем еще, – вздохнул я. – Ну че получше – оставляй, а всякую лабуду – в огонь.
– Нехорошо… – Стас замотал головой. – Люди старались, писали… А мы – сжигаем?
Ах, он же у нас теперь начинающий писатель! Я рассвирепел:
– Запомни, Стас, жизнь человеческая, тем более детская, важнее книжек!
– Ну да, – поколебавшись, сказал брат, – об этом и Решилов писал.
– Вот! И все писатели с радостью бы сожгли свои книжки ради того, чтобы нас спасти! Уверяю! Даже Лев Толстой бы сжег, он детей очень любил.
– Вот с него и начнем, – решил Стас. Но Толстого он нашел не сразу. Вначале мы грелись Достоевским, тем более что тот сам говорил: ничто, мол, в мире детской слезинки не стоит. Потом Лермонтова нашли… но он мало написал, к сожалению. Диккенс нас окончательно согрел, а на середине Льва Толстого температура в комнате стала вполне приличной. Мы сбросили одеяла, придвинули койку к огню поближе и начали военный совет.
– Книжек нам на недельку хватит, – рассуждал Стас. – А за это время мы другие дома откроем, всяких деревяшек запасем, может, и радиостанцию включим…
– А есть что будем? – Я вытряс из карманов еду, запасенную на пиру у Кащея. – Этих конфеток и печенья надолго не хватит!
– Ну, на моржей будем охотиться, – беспечно сказал Стас, извлекая из-за пазухи подмороженные бананы, а из карманов – твердые как камень пирожки.
– Балда! В Антарктиде моржей нет… кажется. Тут только пингвины водятся.
– Значит, на пингвинов будем охотиться. Это еще лучше, они яйца откладывают. А я хорошо яичницу готовлю. Ты знаешь.
От последней фразы меня снова мороз продрал. Не для того я родную маму от фараона спасал, не для того на Венеру путешествовал, не для того Кащея пинал, чтобы от пингвиньей яичницы помереть!
– Пингвины, Стас, – как можно внушительнее сказал я, – животные редкие, исчезающие. Их охранять надо!
– Ничего, – отмахнулся Стас. – Я по телеку слышал, что если человек в безвыходную ситуацию попал, то он может на кого угодно охотиться… Костя, ты чего почитать хочешь, Булычева или Казанцева?
– Конечно, Булычева!
– А я на нем бананы разогрел, – убитым голосом отозвался Стас. – Да ладно, книжка не очень толстая была. «Старость Алисы» называлась.
Я только вздохнул. Я книжки про Алису люблю… да и она сама мне нравится. А вот Стас никак этого не поймет.
– Давай поедим и спать ляжем, – с горя предложил я.
– Давай, – радостно согласился Стас. И мы принялись наедаться перед сном. Вначале съели пирожки, потом бананы, которые стали мокрые и липкие. Осталось у нас чуть-чуть конфет и пригоршня печенья.
– Завтра будем голодать, – вздохнул Стас. – Или на пингвинов охотиться…
Дались ему эти пингвины! Я ехидно спросил:
– Как же ты на них охотиться собрался? Муми-бластеров нету!
– Очень просто. Сделаем лук и стрелы. Как в книжке «Столяровы, старший и младший».
– Слушай, твой Решилов – это ходячая оружейная лавка! – съязвил я.
– Еще бы. Он же книжку о старинном оружии написал – «Девочка с аркебузой»… – Стас вздохнул и принялся кидать в огонь толстые тома Казанцева. Потом заметил: – Вот… Тоже полезный писатель. Много написал. И бумага хорошая, сухая.