Остров Сахалин

Интересно, это почему? Почему мне так везет? Зачем? Ерш, потом эти… Что ж мне их так подкидывают-то, куда их девать…

Я греб.

– А где мама? – спросила девочка.

Она не видела меня, но поняла, что я не мама.

– Мама, ты где? – повторила девочка.

Я стал налегать на весла, они заскрипели, а я не знал, что сказать.

– Мама! – нервно позвала девочка.

Лет пять, наверное. Хотя по корейцам понять трудно. Может, и старше. Повезло, что до такого возраста дожила, корейцы особенно не заживаются. Особенно слепые.

– Мама! – крикнула девчонка.

– Она пока ушла, – ответил я.

Остальные тоже проснулись и уставились такими же белыми глазами. Я работал веслами, а они глядели.

– Я друг, – сказал я. – Вашей мамы.

– Это хорошо, – сказал мальчик в желтой куртке. Желтый.

Мальчик в синей куртке промолчал. Синий.

– Мамы нет, – сказала девочка.

– Она скоро вернется, – сказал я. – Она…

– Мамы нет, – повторила девочка.

Нет, оно все-таки мне зачем? Все точно в кучу, словно жизнь скомкалась, и то, что было равномерно размазано по годам, сплющилось в дни и часы, собралось в кулак.

Глупо. Смешно. Ерш без языка, эти без глаз, слепые и немые, еле живые, полумертвые. Бред. Хотя ничего необычного, удивительней было бы встретить на острове здорового, я за всю свою жизнь встречал таких два раза. И никогда не встречал двух нормальных детей разом. Не смешно. Страшно.

– Мама ушла. – Девочка хлюпнула носом. – Мама ушла.

– А ты кто? – спросил Желтый.

– Я? – Я греб. – Я знал вашу маму…

– Ты странно говоришь, – перебил Синий. – Ты рыбак?

– Почему рыбак? – не понял я.

– Так говорят те, кто приносит нам мидий, – ответил Синий. – Рыбаки. Ты рыбак?

– Нет, я не рыбак.

– Папа не любит рыбаков, – напомнила девочка. – Он говорил, что надо держаться от рыбаков подальше.

– Правильно, – сказал я. – От них надо подальше. Но я не рыбак. Я поскользнулся и выбил себе пару зубов.

– Понятно, – кивнул Синий. – Я так и думал. Это все из-за землетрясения. Вы во время землетрясения их выбили?

– Да, – кивнул я. – Упал зубами.

– Я могу подтянуться шесть раз, – сказал Желтый.

– Молодец, – похвалил я.

– Он с дерганьем подтягивается, – сказал Синий. – Он врун.

– Сам ты врун!

Они принялись спорить. Это было забавно, никогда не видел, как спорят слепые. Не шевелясь. Не совершая никаких движений, сидят, как деревяшки, и спорят. Я в их спор не влезал, просто слушал, выгоняя лодку на мелководье.

Скоро им спорить надоело, они замолчали, а девочка вдруг заплакала. Желтый стал ее утешать, гладить по руке, а мальчик в синей куртке неожиданно начал рассказывать, как они жили раньше. Не мне и не кому-то, а так. Он вспоминал, загибая пальцы, а когда они у него заканчивались, начинал снова.

Я ворочал веслами, а мальчик в синей куртке говорил. Как они жили возле озера, какой у них был большой дом, два этажа, а вокруг пихты и сосны. Эти пихты очень хорошо пахли, кроме того, папа умел делать пихтовое масло. Рядом с домом у них был луг, и они все там гуляли, рвали цветы, слушали птиц и спали в гамаках, привязанных к деревьям. Оленя кормили – у них там олень водился, он приходил каждое утро и кушал хлеб. После обеда они занимались уроками, слушая обучающие записи и музыку, и сами играли на флейтах. А мама по вечерам включала пластинки и читала книжки. А еще мама варила настоящий шоколад, и они пили его с хлебом. Кошка у них еще жила, настоящая кошка, очень мягкая.

Потом земля задрожала. Но еще за день до этого они все слышали и говорили маме о том, что земля стала пахнуть иначе, а в воздухе слышался странный писк, как будто загудели тысячи комаров.

Земля задрожала, их дом обвалился, но им повезло, крыша упала не на них, а мама вывела их, но кошка не смогла выбраться, так и осталась в сломанном доме. Вокруг грохотало, земля подпрыгивала, и стоять на ней не получалось, поэтому они легли и ждали, когда все закончится. А потом мама велела им сидеть на поляне и никуда с нее не уходить, никуда, пока она не вернется. Они стали ждать, но мама не приходила долго, наверное, до вечера, они все сидели и сидели, и олень в тот день так и не появился.

И только когда стало холодать, они издали услышали машину.

Мама приехала с отцом, он сильно боялся, а дальше началось непонятное, отец закричал, чтобы они бежали, и стал стрелять. И мама кричала. Они, конечно, бежать не могли, но шагать получалось, и шли всю ночь до ручья, держась друг за друга. А мама плакала и почему-то шагала все медленнее и медленнее, она, кажется, стала уставать.

Утром они нашли лодку, спрятанную в кустах возле ручья. Лодка крепилась цепью к большому валуну, и мама долго била по цепи камнем, а они опять ждали. Когда цепь сломалась, мама посадила их в лодку, и они поплыли. Сначала быстро, а затем медленно. Они очень сильно устали и уснули.