Остров Сахалин

Он поглядел в окно, на дым за горизонтом. Дым стал похож на дерево, проросшее из моря к небу, связавшее их надежной лестницей, по которой вот-вот должны были сойти боги с брезгливыми лицами.

Ничего удивительного, большинство населяющих Сахалин бежали сюда, как раз спасаясь от мобильного бешенства, причем большинство из этих бежавших не представляют, что такое есть мобильное бешенство, а отсутствие информации порождает совершенно фантастические легенды.

– В представлении здешнего жителя, МОБ – отнюдь не инфекция, не болезнь, – рассказывал врач. – Это что-то среднее между злым духом и проклятьем, которое может обрушиться на человека. Вокруг мобильного бешенства наворочено столько мифов и предрассудков, что иногда сам начинаешь в них верить…

Врач взял со столика музыку капитана Масады, провернул ручку, аппаратик издал сломанные звуки, никаких мелодий, никаких утят.

– Например, существует поверье, что носители мобильного бешенства невероятно критичны в выборе своей жертвы. Что, если человек страдает, допустим, выраженными кожными заболеваниями, инфицированный на него никогда не накинется. Поэтому многие условно свободные потворствуют этим самым заболеваниям, чесотке, лишаям, фурункулам, экземе. Понимаете, такое распространение кожных недугов приводит к массовым эпидемиям… Хотя всем наплевать. В задачи префектуры не входит поддержание здоровья местного населения, скорее наоборот – чем этого населения меньше, тем лучше… Но с точки зрения футурологии…

– Откуда вы знаете? – перебила я довольно невежливо.

Врач усмехнулся:

– Видите ли, ваш визит… – Он покраснел. – Ваш визит не остался без внимания общества, редко когда в наши края хоть кто-то приезжает. А такая девушка… Одним словом… Ну, все говорят. Кто бы мог подумать, футурология! И это в наши дни…

– В наши дни футурология актуальна как никогда, – возразила я. – Будущее определяется как раз в подобные дни.

– Может быть, – не стал спорить врач. – Может, вы и правы… Но мне кажется, что между нами и будущим… пропасть. Вы не представляете…

Он в очередной раз нащупал флягу.

– Распространено совершенно дикое поверье, что мобильным бешенством не может заразиться человек, перенесший клиническую смерть…

Фляга застряла в кармане брюк, и врач немного ерзал, стараясь вытянуть ее пальцами.

Кажется, тут я не выдержала и все-таки хихикнула.

– Да-да, – горячо подтвердил врач. – Именно так! Считается, что два раза умереть нельзя, поэтому те, кто однажды умирал, не могут быть носителями! Безумный бред! Недалеко от Шахтерска существует целая деревня знахарей, предоставляющих услуги по контролируемому умертвию с обязательным дальнейшим воскрешением…

– Но ведь на территории острова не зарегистрировано ни одного достоверного случая мобильного бешенства, – перебила я. – Карантин надежно соблюдается.

– Это так, но… Многие здесь находящиеся пережили вспышку на континенте. Они рассказывают ужасные вещи… Хотя что может быть ужасней нашей жизни…

Врача позвали. Он пообещал, что в наше купе никого больше не подсадят, так что я заняла полку капитана и смогла поспать несколько часов. Мне снился сон, в котором я умела играть на скрипке.

Когда я проснулась, мне показалось, что поезд сильно замедлил ход. Я опустила окно, выглянула и обнаружила причину этого замедления – весь состав был заполнен людьми: они сидели на крышах и цеплялись к платформам, они облепили тепловоз и набились между вагонами. Состав походил на огромную гусеницу, состоящую из людей, только санитарный вагон был свободен от них – на крыше дежурили несколько солдат, сбивавших лопатами всех, кто пытался прицепиться.

Мы снова отвернули от моря, и теперь поезд двигался между сопками. Вдоль насыпи шагали люди. Некоторые пробовали повиснуть на составе, другие не рисковали и шли самостоятельно. Проснувшийся Артем смотрел на них с опаской. Пока не стемнело, мы продвигались через идущих людей. Когда стемнело, их не стало видно. Мы прибыли в Долинск в полной темноте, и я не смогла его рассмотреть, видела лишь станционные здания и лучи прожекторов, бьющие в небо.

Артем достал из-под полки Ерша, тот пребывал в деревянном состоянии, не двигался, пришлось полить его водой.

Заглянул врач, сообщил, что наш вагон отцепят и переведут на санитарный двор для фильтрации. Я спросила его о будущем. Врач не ответил. Письмо никому передавать не стал.

Фильтрация прошла быстро. Раненых осматривал врач и обнюхивала овчарка, после чего их переправляли в госпиталь, развернутый в ангаре железнодорожного депо. Я опасалась за Ерша, но овчарка на него не отреагировала. Отреагировал карантинный офицер.