Лев Арнольдович просто-таки засыпал их вопросами, аккуратно записывая в договор необходимые сведения. При этом ответы ему часто были не нужны, он все видел в бумагах. Кто считается владельцами приватизированной квартиры? А, вижу, вы и вы. Лаголев. Лаголева. Паспорт такой-то, паспорт такой-то. А ребенок включен в свидетельство? Нет, не включен. Так даже лучше. Адрес? Вижу адрес. Прописаны, соответственно, там же…
Марик зевал, плотоядно поглядывал на Натку, чесал голень. Минут через десять встал, заглянул в холодильник, угостился бутербродом.
– Это наше, – сказал ему Игорь.
– Хлебало закрой, – отрезал Марик, – по бумагам все почти уже мое. Хотя холодильник… – он смерил взглядом изделие советской промышленности. – Холодильник я поставлю нормальный. Не это чудо-юдо. Олежек!
Олежек просунул голову в дверь.
– Да, Константин Иванович.
– Вызови через Диму или Рустама «Газель» грузовую. Людей с вещами перевезти надо.
– Так вечер.
– Вызови, Олежек. Им необходимо срочно отправиться на Малую Социалистическую. Ты понял?
– Понял.
Лаголев с Наткой подписывались там, где показывал им тонкий палец Льва Арнольдовича, Лаголев пробегал глазами: «...Александр Степанович… года рождения… именуемый в дальнейшем… обязуются продать...», старик переворачивал листы: «Здесь, пожалуйста… И здесь». Затем они писали расписку о том, что получили десять тысяч рублей, хотя, конечно, никаких денег никто им платить не собирался.
– Это формальность, – жуя, невнятно объяснил им Марик. – Вы ж нищета, вам никакие тысячи впрок не будут.
Тикали часы. За окном совсем потемнело. На ночном небе, поверх крыш, высыпали звезды.
– Ну, что, – подытожил Лев Арнольдович, укладывая договора, документы и расписки в портфель, – с куплей-продажей, в сущности, все, а завтра-послезавтра я забегу в БТИ, и сделку можно будет считать юридически оформленной.
Натка торопливо завладела сдвинутыми на край этажерки паспортами.
– Так, – распорядился бандит, – жена с сыном могут быть свободны, собирайте там потихоньку вещи, скоро подъедет «Газель», будьте готовы грузиться.
– Договор дарения оформляем? – спросил старик.
– Оформляй, оформляй, Лев Арнольдыч, – сказал Марик, – у нас же, так сказать, полюбовное соглашение.
Нотариус качнул головой.
– Как скажешь, Костя.
Из портфеля появились новые бланки.
Снова заглянул Олежек, сообщил, что договорился, грузовая «Газель» будет через полчаса, за рулем Дима, Дима готов работать до упора, отвезет, куда скажут. Марик показал Натке и Игорю на дверь.
– Давайте, давайте. Время – деньги.
Натка посмотрела на Лаголева. Над переносицей у нее пролегла тонкая, отчаянная морщинка.
– Собирайся, – вздохнул Лаголев.
– Вы еще пожалеете, – уходя, сказал Игорь.
– Заткнись, придурок!
Марик отвесил Игорю полноценный поджопник. Лаголев спрятал руки за спину и сжал кулаки. Схватить бы и держать, пока вся муть в этом уроде не выдавится наружу. Схватить и держать.
Собирались в спешке. Сосредоточенная, сердитая Натка навязала узлов из простыней и покрывал, упаковывая в тюки нижнюю и верхнюю одежду, носки, шапки, обувь, посуду, хрусталь и книги. Лаголев помогал, чем мог. Лицо у Натки было спокойным, почти скорбным, но он замечал, как оно дергается, комкается на долю мгновения, когда он смотрит в сторону. Они почти не разговаривали. Подай, придержи, затяни сильнее. Все раздражение Натки выплескивалось в порывистые, резкие движения рук.
Он вновь стал Лаголевым. Это было больно. Но Натке, он чувствовал, было куда больнее. Не будь острова, возможно, она перенесла бы оскал бандитской действительности гораздо легче, была бы готова.
Сын не взял ни игровую приставку, ни магнитолу. При нем был небольшой рюкзак и сумка через плечо. Смена белья, учебники, несколько плакатов. Лаголеву удалось с ним пошептаться наедине.
– Как погрузимся, – сказал он, – беги через двор.
– Зачем? – спросил Игорь.
– Предупредишь Машу, что к нам больше нельзя. Чтобы какой беды не вышло. Пустит она тебя переночевать?
Сын кивнул.
– Ну тогда утром уже к нам, – сказал Лаголев.
– А какой план? – спросил Игорь. – В милицию? Надо только не в местную.
Лаголев улыбнулся, чтобы как-то поддержать сына.
– Посмотрим.
Потом они тряслись в «Газели», пронзающей ночной город светом фар. Тюки бултыхались в кузове. Натка сидела между Лаголевым и водителем, крепко прижимая к животу жестянку с документами и переданные Мариком ключи. Лаголев чувствовал, как она давит в горле слезы. На него Натка старалась не смотреть. Он попытался было с ней заговорить, но жена просто отвернулась, перестала его слышать.
Игорь благополучно бежал. Его вещи Лаголев положил себе в ноги. Еще он вытащил из холодильника остатки бутербродов и прихватил чайник. У чайника на ухабах противно позвякивала крышка, но прижать ее было нечем. Разве что подбородком. Только Лаголев не смог бы так изогнуться.