Остров Смертушкин

Когда-то в великом Вавилоне каждая женщина должна была единожды в жизни провести ночь с незнакомцем во славу богини Милитты. Сотни женщин сидели на полу храма, с повязками из веревочных жгутов на голове. Чужестранцы подходили к женщинам и бросали им в подол монеты со словами: «Призываю тебя на служение богине Милитте!» После этих слов избранница должна была удалиться с заплатившим. И это была не проституция, а священное занятие. Каждая женщина Вавилона проходила через этот обряд один раз в жизни – ни за какие богатства мира невозможно было купить ее нежность вторично.

Дикарки африканских племен, заламывающие черные руки в экстатическом древнем танце, – низкие частоты самой Земли пульсируют в их горячей крови, сама природа говорит с ними на неведомом языке. Античные иеродулы, знакомые с искусством божественного экстаза и способные познать само небо через объятия чужих рук. Мужчины приходили к ним, чтобы заняться любовью, и многим из них было неведомо, что сама Вечность смотрит им в лицо из глаз обнимающей их жрицы. Шумерские «надиту», которых, в отличие от проституток, называли «посвященными женщинами» и даже «сестрами бога»…

Любовники Марии редко вслушивались в ее слова внимательно – важнее было вдохновение, которым она лучилась, зачитывая свои тексты. Ее перебивали на полуслове, впивались губами в ее рот, не давая договорить, опрокидывали на пол. Она относилась к таким порывам снисходительно, а порой даже чувствовала себя вавилонской храмовой проституткой – ты сидишь здесь, чтобы славить богиню, а тебя тянут в укромный уголок ради того, чтобы после нескольких фрикций излить семя на подол твоего задранного платья.

Патрик, будущий муж, был первым, кто выслушал всё до конца. Нельзя сказать, что Мария выбрала его именно по этой причине. Патрик был милым и тихим, а его внутренний мир представлялся ей глубоким омутом. Ему тоже нравились долгие ночные разговоры о странных вещах. Он тоже умел буднично и самозабвенно обсуждать и морских чудовищ, опрокидывающих корабли, и параллельную реальность, которая оживает в зеркалах, стóит от них отвернуться.

– А ты никогда не думала, что женщина в твоем сне настоящая? – спросил однажды муж.

Это был один из прекрасных вечеров в самом начале их отношений – еще никаких взаимных претензий, еще ни одного камушка на чаше весов, на которой казенным небесным маркером написано «обида», еще вообще ничего нет, кроме радости узнавания и гормонального эндорфинового притяжения. За окном падал снег, а в камине на сосновых дровах плясал похожий на мультипликационного дракона огонек. Патрик сидел на медвежьей шкуре на полу, а Мария лежала рядом, и они ели черничное мороженое из одной огромной миски, и это было словно символическое причастие – теперь все сладости и секреты они разделят на двоих.

– Что значит, настоящая?

– Альтернативная реальность. Альтернативная ты. Ты же помнишь такие подробности, которые люди обычно не запоминают, если речь идет о сне.

– Ну да… Но мы живем в двадцать первом веке. Психиатры, а до них древние греки, давно уже разложили всё по полочкам. Про бессознательное и всякий хлам, который в нем копится. Включая альтернативные личности.

– Меня заводит, когда ты такая неромантичная, – смеялся Патрик и шутливо лохматил ей волосы.

Оба понимали, что, когда чувства так свежи, заводит и умиляет всё – и как человек сморкается, и как недовольно бубнит про плохую погоду, ловя мокрый ветер окоченевшим лицом, и как объедается всякими пленительными вредными продуктами вместо того, чтобы проявить сознательность и сдать кровь на холестерин. Всё умиляет, всё именно так, как и должно быть в алхимическом пазле под названием «любовь».

Мария очень хорошо запомнила один вечер. При желании она могла вызвать в памяти даже мельчайшие подробности, вроде уютного животного запаха той теплой медвежьей шкуры.

– Я думаю, тебя дрессируют. С детства, – выдал вдруг муж.

– Как пуделя в бродячем цирке?

– Вроде того. Но эти твои сны – просто фоновый шум, который приучает тебя к идее, что однажды та богиня появится. И ты сделаешь всё, о чем она попросит. Даже если для этого придется умереть.

– А если придется тебя убить? – Мария одним ловким движением повалила его на шкуру и шутя прикусила ему шею. – Вдруг она мне уже приказала убить тебя? Поэтому я и заманила тебя в законный брак. И поскольку ты теперь всё знаешь, мне придется сделать это прямо сейчас!

Он, смеясь, ловил ее руки. Это было хорошее время. Было в нем что-то такое настоящее, редкое.

– Я готов. Но может быть, всё наоборот? Может, через меня однажды богиня заманит в ловушку как раз тебя? Чтобы сделать тебя своей частью. Как-то так…

Самым забавным было то, что вышло так, как сказал Патрик. Но тогда… Тогда всё было по-другому. Они сами были другими. Верили друг другу, легко принимали недостатки, включая даже мелкую ложь, которая однажды на сладких харчах этой доверчивости выросла в зубастое чудовище, сожравшее их семью.