— Никогда — нигде — не смей — свистеть, — раздельно произнес пилот. — Даже если охрана рассуждает о живописи.
— Насвищешь ветер, — добавил серьезный, но со смешинками в темных глазах, Джойс.
— Да, — подтвердил искомый сквайром лисовин, — и ветер выдует из дома деньги и прочие сокровища.
— Мы их нашли, — провозгласил мистер Трелони торжественно, как будто не объявлял уже эту новость. — Крис, вы разбираетесь в скульптурах? Пойдемте, взглянем. Меня смущает их излишний натурализм.
— Порнография, — вставил охранник с видом человека, который гордится знанием умного слова.
— Нет, я бы так не сказал… но что-то в этом есть от вашего RF. Крис, идемте. Вам надо будет решить, как транспортировать их к «Испаньоле».
— Скульптуры? — переспросил второй помощник. — А вы получили у властей разрешение на вывоз национального достояния?
— В заброшенном городе власть у того, кто с оружием, — нашелся сквайр. — Я полагаю, мистер Рейнборо не будет чинить нам препятствий. Господа, прошу за мной, — он устремился в парк, круто забирая влево.
Джойс нагнал его и повел, куда нужно. Рейнборо передал второму помощнику лучемет и остался возле глайдеров, а мы вчетвером двинулись под сень высоких деревьев.
— Голодно, — вздохнул Том. — Пожрать так и не дали.
Мэй извлек из кармана плитку сухого концентрата. Лисовин разломил ее и отдал половину мне. Вкусная, хоть и сухая. Есть ее пришлось, отстегивая маску, и Мэй следил, чтоб мы кусали, не дыша.
— Крис, ей-богу, мне не померещилось, — сказал навигатор через полсотни шагов. — Там что-то было.
— Верю, — холодно отозвался Делл. — Только Грей почему-то клянется, что спутник слежения ничего не фиксировал.
Пристыженный Мэй умолк.
Наверное, в солнечный день в парке было хорошо, но сейчас, под плотными облаками, казалось мрачновато. Низенькая травка росла редко, под ногами шуршали палые листья. В кронах пересвистывались мелкие пичуги. Свистят себе, и никакой RF их не пугает.
— Нет, позвольте, — ветер донес голос доктора Ливси. — Произведение искусства должно отражать мысли и чувства творца, а не быть фотографически точным и бездумным отражением действительности.
— И тем не менее, сэр, — возражал ему охранник Хантер, от которого я прежде двух связных слов не мог дождаться, — если ваш творец изображает свою натуру примитивно — тяп-ляп, в три взмаха тесака, — я считаю, что он просто неумеха и гнать надо такого творца в шею.
— Надо, — соглашался доктор. — Но я не могу считать вершиной искусства вообще и скульптурной пластики в частности изваянные в мраморе волосы подмышкой.
— Но что же делать, сэр, если они растут у людей?
— Настоящее искусство отсекает лишнее, не разбрасываясь на несущественные мелочи и концентрируясь на главном.
— Мэй, — заинтересовался лисовин, — а у вашей гадости волосы подмышкой росли?
— Росли, — буркнул уязвленный навигатор. — И они у нее были главное.
Беседующий с доктором Ливси охранник не унимался:
— Сэр, но разве вас не поражает это превосходное понимание анатомии? Взгляните, как точно передано напряжение мышц. Скульптор не поленился отточить каждую жилку на ногах, каждую вздувшуюся вену. Посмотрите: человек как будто вот-вот оживет и рванется бежать. Это воплощенное в камне стремление к свободе — разве оно вас не восхищает?
— До чего у нас красноречивая охрана, — подивился Крис Делл. — Кто бы мог подумать.
Вслед за мистером Трелони и Джойсом мы вышли на полянку. Здесь было светлее, низкорослые кусточки храбро боролись за жизнь, их ветки с круглыми листьями густо затянули землю и ту самую скульптуру, о которой доктор и охранник вели речь. Скульптура была низкая, и под листьями ничего было не видать.
— Уберите траву, — распорядился мистер Трелони, и Хантер с Джойсом принялись отгибать в сторону и приминать непослушные ветки.
Листья сверху были зеленые, а с нижней стороны — ярко-желтые и походили на древние золотые монеты. Им бы еще звенеть, когда ветка трясется.
Охранники с грехом пополам управились, и я наконец увидел, чем восхищался доселе не замеченный в красноречии Хантер. Из снежно-белого, с дымчатыми прожилками, камня был выточен молодой обнаженный мужчина. Казалось, он только что упал на бедро и сейчас вскочит; напряженные руки упирались во вросший в землю постамент, одна нога была согнута в колене, другая вытянута, и он страшным усилием рвался вверх. Мышцы бугрились, вены вздулись, лицо исказилось от натуги, и было несправедливо, что он так никогда и не поднимется.
— Что скажете, господа? — сквайр с сомнением оглядел находку. — По-моему, гениталии можно было бы изобразить поскромнее. Крис, как вы считаете?
— Они в натуральную величину, сэр. Как и все прочее. — Делл пощупал напряженную каменную спину, жилистую шею, тончайше вырезанные волосы. Сел на корточки и вгляделся в искаженное лицо с открытым ртом; было удивительно, что изо рта не вырывается тяжкое хриплое дыхание. — У него раньше были ресницы. Но камень достаточно хрупкий, и они отвалились.
— Я и говорю: избыточный натурализм. Хоть бы тряпку какую накинули… как ее… драпировку.