Сильвер порылся в карманах и извлек упаковку сухих печенюх:
— Угощайся, — он разорвал обертку.
Я хотел отказаться, но не смог, внезапно ощутив зверский голод. Между прочим, с утра ни крошки во рту не было, если не считать коктейля для влюбленных. Я сжевал парочку хрустких, тающих на языке печенюх; затем еще две. Едва заставил себя вернуть остатки угощения:
— Спасибо. Чем вы меня на сей раз накормили? Почему капитан не захочет брать меня в рейс?
— Извини. — Сильвер улыбнулся; жесткое лицо смягчилось и сделалось моложе — на вид я не дал бы ему и тридцати, как нашему капитану. — С коктейлем я оплошал.
— Нет, Джон. Вы отлично понимали, что делаете.
— Ты так думаешь?
— Уверен. И мистер Смоллет тоже.
— Ну, мистер Смоллет никогда не ошибается, — снова улыбнулся бывший навигатор. — Ты прав, — добавил он. — Я не хотел, чтобы на RF-корабле оказался Трижды Осененный.
— Почему вы решаете за капитана корабля?
— Потому что лучше его знаю, что такое Птицы и их жертвы, — с горячностью отозвался Сильвер. Затем досадливо поморщился. — Джим, не приставай. Моя затея не удалась, и ты в любом случае остаешься в команде.
Жертвы Птиц? — размышлял я. Что за вздор? Худого с Осененными отродясь не случалось. Однако я не знаю никого, кто был бы Дважды или тем более Трижды Осененный. Вот именно: я слишком мало знаю. Надо будет расспросить Сильвера, что ему известно о Птицах, но попозже. Сейчас я спросил о более насущном:
— Бегство лисовина — тоже ваша работа?
Я не ожидал, что он признается, но надеялся почувствовать ложь, если Сильвер солжет.
— Я бы у тебя хотел узнать, — ответил он. — Почему Том рванул в лес на ночь глядя?
Я не почуял откровенной лжи. Допустим, это не он напугал лисовина. Тогда кто? Хэндс? Я невольно оглянулся на пилота. Он все так же беседовал с мистером Эрроу; поюн у него на плече сонно покачивался и жмурил глаза. Хэндс не был похож на злодея.
«Джон, вы хотели избавиться и от меня, и от Тома, — сказал бы я Сильверу, поддайся желанию объясниться с ним до конца. — Вы его чем-то угостили либо шарахнули гипноимпульсом. Думали чуток припугнуть, чтобы отбить охоту идти в рейс. Но получилось иначе, и он без памяти кинулся в лес. Из-за вас Том чуть не погиб». Я благоразумно придержал язык и перевел разговор на другое:
— Джон, скажите: вы встречались с Чистильщиками?
Он вздрогнул. И после долгого молчания неохотно выцедил:
— Было дело.
— А мистер Смоллет? — на всякий случай спросил я, хотя уже не сомневался.
— И он тоже.
— А почему никто не желает о них говорить?
— Дурная примета — поминать Чистильщиков перед вылетом. Накличешь нечисть. — Сильвера передернуло.
Всяческих примет и на Энглеланде полно; я всю жизнь считал их чушью. У этих risky fellows, видать, иначе.
— Но мистер Смоллет сегодня рассказывал про «Ориану», — вспомнил я.
— Он смелый человек, — отозвался бывший навигатор. — Очень смелый. Вспоминать то, что было лично с ним…
Мистер Смоллет служил на злополучной «Ориане»! И рассказывал нам с Лайной о себе и своей невесте. Вот оно как…
— Значит, Чистильщики его забрали, а потом отпустили? Или он сам от них сбежал?
— От них не сбежишь.
Сильвер зябко нахохлился. Но по крайней мере, он не отказывался отвечать.
— Они всех освобождают? — продолжал я расспросы, не желая упускать свою удачу, торопясь узнать побольше.
— Нет, Джим. От Чистильщиков мало кто возвращается.
— А девушка мистера Смоллета вернулась?
— Откуда мне знать? Информация об RF засекречена, — сказал Сильвер, начиная раздражаться. — О событиях на других кораблях известно лишь то, что наболтал в баре твой пьяный приятель. Который только что вернулся из неудачного рейса и клянет Чистильщиков на чем свет стоит. Джим, хватит. Сказано: перед стартом о таком не говорят.
Я заткнулся. Сильвер ведь тоже у них побывал; по его словам, опасно вспоминать свой личный опыт, а я душу ему разбередил. Интересно, на каком основании Чистильщики отпускают пленников? Быть может, они выясняют, что чувствующий вину человек не так уж виноват? Но что смыслит чужая раса в человеческой этике?
Мы подлетали к Бристлю. Звезды над ним померкли — их затмило зарево огней. В небе над городом висело множество ярких точек — зеленые, желтые, синие, красные — обозначавшие воздушные коридоры для больших глайдеров вроде нашего. Я еще никогда не видел ночной Бристль сверху. Красиво.
— Джон, зачем вы сказали капитану, будто иллюзия краккена — ваша?
Он пожал плечами.
— Надо же было кому-то взять ее на себя. Прочие открестились… А теперь будь добр, оставь меня в покое.
Глава 10
Бристль — яркое море огней — лежал в стороне; нас отделяло от него несколько миль черного леса, а здесь был один космопорт. Восьмиугольное здание вокзала напоминало ограненный алмаз. Оно сверкало и переливалось: бело-голубые волны света перекатывались по многочисленным граням, мелькали синие вспышки, сияли на крыше сине-зеленые буквы: «ЭНГЛЕЛАНД», и все это рождало ощущение праздничной, хоть и лишней суеты.