Остров традиции

Так что любой мог построить свою модель окружающего мира – в зависимости от запросов и интересов. В частности, для очень большой категории женщин разного возраста и интеллекта мир представлялся водоёмом, где резвятся на свободе будущие доходные и надёжные спутники жизни, и надо без устали закидывать свою удочку, авось да клюнет. Авось клюнет такой, за спиной которого, как за бетонной стеной можно строить новую модель мира по своему вкусу, модель удобоваримую и безызъянную – отныне ты защищена, обеспечена, устроена.

И вот настало время унификации индивидуальных представлений о мире, о родимом крае. Когда школы и улицы превратились в арены побоищ – не только дети мимолётных знакомых, но и твои собственные возвращаются домой с пробитыми черепами; когда свой дом перестал быть крепостью, грабители чистят не только соседские квартиры, но и твою собственную; когда, наконец, доходные и надёжные мужья приползают по вечерам с огнестрельными ранениями, стало ясно: туземные мужья, невзирая на доходность и надёжность, уже больше не стенка, не опора, не защита. Таковой может стать только зарубежный муж, но в нашем водоёме, как на грех, эта рыбка попадается всё реже.

И уж совсем не на что рассчитывать, когда муж – офицер Безопасности. Он и дома почти не бывает, и всё время под Богом ходит. Воленс-ноленс помянешь добрым словом минувшие дни.

Поэтому больше всего занимал Конрада вопрос, где и как проявиться-объявиться. Заявиться, обвалиться как снег на голову не выйдет – в партерах казённых жилых домов сидят бравые вооружённые вахтёры. Караулить человека во дворе, пока он с работы не придёт, нудно, томительно и тоже стрёмно: привлечёшь внимание пенсионеров на лавочках; стукнут, куда надо, а тебе туда вовсе не надо. К тому же, у человека может быть выходной или отпуск по второй беременности, хотя вряд ли, какие нынче в Органах выходные, какие беременности?

Всё же спокойней будет сперва позвонить… вон телефон-автомат на углу. Конрад добрёл до него, снял трубку, начал, сверяясь с бумажкой, набирать номер… ввв… этого ещё не хватало.

Он почуял, как вдруг внутри него проснулся порядком забытый в армии особый страх – страх перед отсосом, перед плевком в обнажённую душу, страх, что всё будет не так, как надо бы… что с ним поступят, как поступали прежде – невзирая ни на что. Очень захотелось по-большому.

Э, а где же гудок? Конрад постучал по трубке, дунул в неё. Конечно же – телефон сломан! Какое облегчение, ффу!..

Послонялся-покантовался, нашлась ещё одна телефонная будка. Её совсем недавно разбили. Рядом недвижим лежал тот, кем её разбили.

Проверив, цел ли сам аппарат (дудки!), Конрад крепко задумался. Вряд ли имеет смысл ввязываться в истории в чужом городе (и в своём тоже, какая разница), да уж больно жаль распростёртого на треснувшем асфальте беднягу. И «Скорую» никак не вызовешь…

– Эй, брат, – тихонько позвал он, руководствуясь самыми гуманными соображениями. – Живой?

Насилу отверзлись залитые кровью глаза. Обеззубленный рот прошлёпал ругательные слова, потом внезапно разъехался до надорванных ушей. Вдруг Конрад пожалел, что так некстати выказал человечность и участие.

– Бля!.. Здоров, Ёбаный Пигмеец…

– Здоров… – голос опять отказал, однако даже в получившемся шипе-хрипе-скрипе не смогли спрятаться нотки раздражения и недовольства. Увы, поздно перебегать на другую сторону улицы, поздно юркнуть в подворотню. Ёбаным Пигмейцем Конрада окрестили в армии. Перед ним стоял на карачках его недавний однополчанин. Да уж, надо было поиметь в виду, что и в этой дыре можно повстречать совсем не нужных знакомых…

– Спиртяги, бля… – потребовал однополчанин.

– Раны промыть?

– Хуйли, бля, выёбываешься, пидор гнойный? – восстал однополчанин. Решил, что издевается над ним Ёбаный Пигмеец. Сейчас ярость вот-вот вернёт ему силы; надо заглаживать свою вину, не то схлопочешь.

– Дитер, не волнуйся, – (кто волновался-то?) – Кто ж тебя так уделал-то? К врачу тебе надо… Давай отведу.

– Ебал я в рот врачей-срачей, – зарычал строптивец Дитер. Он шатался, и от гневных чувств усиливалось кровотечение. – Прямым ходом, на хуй, в жмурдом свезут… много, бля, понимаешь… с-столица!..

Столичным жителям в армии труба. (Муть ёбаная, жрут хлеб, который мы взрастили).

– Не куролесь. Ну хочешь, домой тебя отведу…

– Сам дойду, мудила… – Дитер вроде разобрался, что ему добра желают. – Спиртяги, бля, с-сука!..

«А может, действительно, сам дойдёт?»

– Со мной пойдёшь, блядюга, – тут же убил надежду Дитер. – Хуёво мне, бля… В армейке вместе, бля, еблись, ебись, сука, в сраку… обмоем, бля…

Конрад вновь погрузился в размышления.

– В лом, – сказал он.

– Ты, что ль, в лом? – провинциальный паренёк на таком изысканном жаргоне не базлал. «В лом» он понимал только как «пьяный в лом».

– Не по кайфу, значит, – разъяснил Конрад.

– Сука, обидишь!..

– Знаю, бля, что обижу, – расхрабрился Конрад. – Там сейчас друзья к тебе завалят, подруги… Ебали они меня в рот…

– Чё, чё, бля?.. Вынь гвоздь изо рта!..