Остров в степи

Он велел сейчас же разыскать последнего зверя и посадить его в домик. Матвейка с Софьей Ивановной обрадовались и побежали искать. Но четвертого зверя нигде не было. Они облазили весь парк, все пруды и камыши, но так и не нашли ого.

— Жаль, — сказал Павел Федотыч, — может быть, как раз этот бродяга как-нибудь и приспособился.

Мать Лены в эту зиму работала на птичнике. Каждое утро, перед школой, и вечером, когда начинало темнеть, Лена бегала на большой пруд помогать ей кормить лебедей, уток, гусей, казарок и других птиц. Птицы так привыкли к ней, что, когда она шла по парку, из кустов к ней выбегали яркие длиннохвостые фазаны. Журавли расхаживали за ней по пятам, а павлин что-то громко кричал ей и распускал свой хвост, как будто Лена была его павой.

Хвост у него отвалился, пальцы на лапах распухли.

Однажды Лена принесла павлину корм и удивилась: павлин ни за что не хотел слезать с своего насеста. Он отчаянно кричал и, свесив голову вниз, испуганно таращил глаза на свою кормушку. Лена заглянула в кормушку и сама перепугалась больше павлина. Там сидела огромная, больше кота, пушистая крыса. Она подбирала руками корочки хлеба и аппетитно ими закусывала.

Лена бросила корм и с перепугу понеслась не к матери, а прямо к Августу Иванычу. На одной из дорожек парка опа встретилась с Матвейкой, который все еще разыскивал исчезнувшего последнего коипу.

— Ты куда, Ленка?

— К Августу! — на бегу крикнула. — У нас там зверь какой-то. В кормушку залез.

— Постой! Какой зверь? А ну, пойдем, поглядим.

— Да некогда! Я сначала скажу Августу. Он страшный. Может, он павлина съест.

— Погоди ты! Может, это наш нутрий. У нас пропал один. Пойдем. Я погляжу.

Лена с неохотой согласилась. Матвейка поглядел — в самом деле, пропавший бродяга. Он страшно исхудал. Хвост у него совсем отвалился, пальцы на лапах распухли, и коготки из них повыпали. Когда его показали Павлу Федотычу, он сказал:

— Ага, один, все-таки приспособился. Хоть не так, как нам бы хотелось, но все-таки приспособился. Понял, что без человека ему каюк, и присоседился к птичне. Ну что же, если он будет воровать из птичьих кормушек и ночевать под крышей, то, пожалуй, он и дотянет до весны. Теперь уж недолго осталось. Оставьте его на воле.

И бродяга остался. Он все время терся среди птиц, нахально лазил в кормушки и жадно ел, несмотря на то, что злые лебеди больно щипали его и долбили клювами.

В конце марта снег стаял, а в апреле между старым высоким тростником показались зеленые язычки молодых побегов. Он срывал эти сочные побеги и свободно разгуливал но островам. Раны его поджили, шерстка начинала лосниться, а спина округляться. Вскоре он совсем бросил птичник и окончательно переселился на пруды.

VI

В маленьком доме пара зверей — Отец и Голубая — жили роскошно. Они и не подозревали о тех бедствиях, какие приключились с их товарищами. У них было вдоволь еды и прикрытие от холода. Нехватало, конечно, воды для купанья. Но что же поделаешь? В крайнем случае можно обойтись без купанья.

В марте, когда еще лежал снег, Матвейка заметил, что из домика высунулась какая-то пушистая крыса с золотистой шерсткой. Она была похожа на Голубую, только очень маленькая. Немного погодя к ней подсела еще одна такая же. Матвейка, аж глаза вытаращил.

Софья Ивановна! — зашептал он, толкая в бок практикантку. — Что же они, усохли, что ли?

— Да это же у них маленькие родились!

— Какие маленькие? Я ж вот недавно, часа три, как заглядывал в домик. Там было только двое больших. А эти уж вон какие шустрые! Кабы маленькие, они бы ходить не умели.

— Нет, у нутрий дети должны сразу же после рождения уметь бегать и плавать.

— А зачем?

— Ну, этого уж я тебе не смогу сказать. Наверно, так нужно.

К двум маленьким на порог вылезли еще две. Они так старательно лезли вперед, что одна совсем вывалилась наружу, на снег. За ней выбежали и все остальные. Но холодный снег обжег их голенькие лапки. Они жалобно запищали: мма-а, мма! — и юркнули обратно в домик.

— Вот видишь, — сказала Софья Ивановна. — А мы хотели их на снегу разводить. Куда бы они делись вот с такими маленькими?

Матвейка понял, на кого она намекает, и ответил за Павла Федотыча:

— Ну, что же? Зато теперь мы уж хорошо знаем, как их надо разводить.

Когда растаял пруд, все маленькие высыпали наружу. Их было шесть штук. Они плавали и ныряли лучше отца с матерью. Купались они день и ночь. А когда вылезали, сейчас же начинали растираться — в точности как большие.