Марфит ждала неизбежного продолжения. Ей казалось, что с того момента, как она села на старенький теплоход по имени «Ханс Сторссен», каждый шаг вел ее к этой точке во времени, к этому месту в пространстве… к этому человеку.
В тот раз Густав сказал, что не может взять на себя ответственность. Не желала этого и она.
А теперь… Господи, меньше всего она хотела снова оказаться сброшенной с небес на землю.
Так что же она застыла как соляной столп?
Густав снова дотронулся до нее, потом нетвердыми пальцами сжал ее руки у локтей и слегка встряхнул, словно этим движением выплескивая обуревающие его чувства. Вздохнув почти с облегчением, Маргрит прислонилась лбом к его плечу, и Густав вздохнул в ответ, в то время как его руки скользнули вниз по ее спине и, обхватив бедра, оторвали от пола.
Он прижал ее к своему напряженному телу, и Маргрит затаила дыхание. Ее кольнуло воспоминание о недавней обиде, но в его сильных руках она наконец расслабилась. Их сердца еще не застучали в унисон, но одно лишь ощущение мужского тела разлило по ее жилам вместо крови дикий мед. Соски грудей терлись о его кожу, пробуждая в ней небывалую чувственность.
Снаружи небо почти непрерывно озарялось вспышками, но совсем другого рода молния засверкала между двумя людьми, которые сплелись воедино в плотном полумраке маленькой комнаты. Маргрит чувствовала, что густая волна наслаждения вытесняет воздух из ее легких. Она непроизвольно качнулась и мгновенно ощутила бедром явственный отклик Густава.
– О, дорогая… – Ничем не замутненная нежность прозвучала в этих словах, когда он взял в ладони ее лицо.
Обняв его за талию и прижав как можно теснее к себе, Маргрит отчаянно задрожала в ожидании поцелуя. Она слышала стук его сердца, на своем лице ощущала его прерывистое дыхание.
Целую вечность Густав не приближал к ней своих губ, словно пытался последним усилием воли задержать неизбежное. Но наконец сдался и яростно прильнул к ее рту.
Незаметно для себя Маргрит оказалась лежащей навзничь на кровати, а Густав привалился к ней сбоку и сверху. Все его тело сотрясалось, он отчаянно пытался совладать с собой. Но их обоих уже затянуло в водоворот первобытных страстей. Ее рука медленно ползла по его плечу, чтобы…
Он резко отодвинулся, выравнивая дыхание.
– Водяная ведьма, ты не боишься играть с огнем?
В этот момент впервые в жизни Маргрит ощутила себя настоящей женщиной и, опьяненная внезапным чувством власти, провела кончиками пальцев от его могучего плеча до узкой талии. Густав вздрагивал, но молчал, и само это молчание – свидетельство обузданной страсти – необычайно взволновало ее. Рука снова пустилась в путь, длинные тонкие пальцы достигли напряженного живота и стали разглаживать завитки волос, отчего его мышцы судорожно задергались.
– Маргрит, – простонал Густав, – ты хоть знаешь, что сейчас делаешь?
– Я не хочу об этом говорить, – выдохнула она. – Я не хочу думать.
Выговаривая эти слова, Маргрит губами слегка касалась солоноватой кожи его шеи. Затем языком впилась в ямку у основания ключицы и вдруг почувствовала, что Густав перевалился на нее всей своей тяжестью. Его губы жадно отыскали один из затвердевших сосков, и горячий язык пробудил в ней такую чувственность, что Маргрит инстинктивно задвигала бедрами. Накрыв мягкий холмик другой груди, рука ощутила биение ее сердца, а потом медленно поползла вниз, к другому сердцу, к сердцу ее женственности, где буря невероятно сладострастных ощущений все туже и туже закручивалась в спираль.
Маргрит провела ногтями по коже его ягодиц. Потом ладонью по внутренней поверхности бедра, бессознательно ища источник его пыла.
– Ты меня убиваешь! – застонал Густав, поворачиваясь так, чтобы ей удобнее было изучать его тело.
Снаружи то и дело раздавались раскаты грома, дождь колотил по крыше с таким шумом, что мешал мыслить. И не было больше ничего, кроме мощного поля взаимного притяжения, под власть которого они попали. Отдавшись порыву желания и махнув рукой на все остальное, Маргрит стала двигаться в старом как мир ритме, приглашая тем самым Густава присоединиться к танцу любви.
А он по-прежнему медлил!
– Разве ты не хочешь меня? – раздался ее жалобный голос.
Он обмяк, зарывшись лицом в ее влажные волосы.
– Хочу ли я тебя? Господи, Маргрит, неужели ты так наивна? Милая, я всего лишь стараюсь, чтобы тебе было хорошо. Для меня это значит больше, чем…
Ее руки с ненасытной жадностью набросились на его тело, и Густав решился. Он поймал их, завел ей за голову и стал смотреть на ее стройное, слабо светящееся в темноте тело. Господи, как она прекрасна – и как невыносимо беззащитна! Он слишком поспешил, пора еще не настала, ему нужно время, чтобы окончательно завоевать ее доверие… Но остановить уже ничего нельзя.
– Маргрит, Маргрит! – Густав сам не узнал своего голоса.