Остров выживших

— Верно. Предоставьте командам спасателей заниматься тем, для чего они предназначены, пока они не попросят о помощи. Скоро вам тоже придется работать, организовывать военных — скорее, чем вы думаете. Общественный порядок, патрули… Да, сейчас начинается совсем другая война.

Хоффман замолчал и взглянул мимо нее, в толпу беженцев. Какой-то солдат лет сорока, с нестриженой бородой, в соломенной шляпе — знак того, что его завербовали из бродяг, — пробивался сквозь стену тел, выкрикивая:

— Маралин? Маралин! Милая, с тобой все в порядке? Где Тереза?

Девочка-подросток протиснулась сквозь скопище людей и бросилась мужчине на шею. Люди обходили их, расступались, и Аня смогла увидеть, как они со слезами радости сжимали друг друга в объятиях. Затем другая девочка, очень похожая на первую — нет, точь-в-точь такая же, как первая, сестра-близнец, — появилась неподалеку с криками: «Папа! Папа!»

— Ну что ж, хоть кому-то повезло, — пробормотал Хоффман. — Это водитель капсулы-бура. Хорошо, что он нашел своих дочек.

Сейчас Аня с трудом могла бы отличить бродяг от граждан Хасинто. Многие беженцы выглядели такими оборванными и грязными, что могли быть кем угодно. И в то время как один солдат обрел свою семью, другие еще выискивали в человеческом хаосе знакомые лица. Какой-то мужчина стоял на обочине, выкрикивая:

— Никто не видел моего сына? Тайлор Морли, четырнадцать лет, темные волосы, худой. Никто не видел?

Он повторял одно и то же снова и снова, как продавец газет на углу. Аня понимала, что многим людям в эти дни предстоят такие же отчаянные поиски. Чувство удовлетворения оттого, что им удалось эвакуировать большую часть жителей Хасинто, уступало чувству вины и отчаяния теперь, когда они начинали понимать, сколько людей потеряли.

— Начинается самое сложное, — произнес Хоффман. — Я ужасно рад, что парни из Управления по чрезвычайным ситуациям в состоянии с этим справиться. Драка с червяками была пустяком по сравнению с этим. — Он помолчал. — Когда Сантьяго проявится, попросите его подойти ко мне.

— Будет сделано, сэр.

Хоффман, казалось, хотел что-то добавить, но развернулся и направился обратно, к фургону, где находился командный центр. Аня вытерла лицо тыльной стороной руки. Кожу щипало от хлеставшей ледяной крошки.

— Надо двигаться, — сказала она. Закрыла люки и завела мотор. — Хочу заглянуть в палатку-госпиталь, посмотреть, как там дела. Я высажу вас у штаба.

— А что там за разговоры насчет Дома? — спросил Матьесон.

Аня моментально ощетинилась, приготовилась к обороне. Дом оградил ее от навязчивого интереса окружающих после смерти ее матери, и теперь настала ее очередь позаботиться о нем.

— А я думала, вы незнакомы, — сказала она.

— Все знают Дома. Он получил Звезду Эмбри в долине Асфо. Загубил карьеру, когда защищал Феникса на военно-полевом суде. Любимчик Хоффмана. Все свободное время занимается поисками жены.

— Да, это тот самый Дом. — Аня вывела «Броненосца» на «дорогу», представлявшую собой конусы со светоотражающим покрытием, расставленные на траве. Она пристально смотрела вперед, опасаясь зазевавшихся пешеходов. — Как вы правильно сказали, он любимчик Хоффмана.

Матьесону хватит этого объяснения. Нужно ей добраться до Дома, прежде чем поползут слухи. Пока о происшедшем знают лишь несколько человек: члены отряда «Дельта», Хоффман и она сама. Остальным нечего было совать в это нос.

Когда они подъехали к фургону-штабу, она спрыгнула с «Броненосца» и, очутившись по колено в ледяной каше, пожалела, что не надела боевую форму и сапоги. Матьесон последовал за ней на своих протезах — лучших, какие нашлись во всей Коалиции, но и они никуда не годились. Аня мысленно сделала себе заметку: постараться уговорить Бэрда взглянуть на них и подумать, что можно с ними сделать. Бэрд обладал далеко не самым большим сердцем в армии, но он не мог устоять перед сложным механизмом.

Сейчас человечество оказалось на пороге совсем нового будущего, и в распоряжении людей осталось крайне мало технологий. Это, разумеется, было очевидно, и все понимали, что гибель Хасинто означает расставание практически со всеми современными удобствами и техникой, но только сейчас это полностью дошло до сознания Ани.

«Никаких мастерских. Никаких булочных. Ни компьютерной сети. Ни фармацевтических заводов. В Хасинто у нас было немногое, но теперь мы потеряли почти все, что имели».

Внутри фургон выглядел как обычный небольшой офис, только без окон. Здесь пахло отсыревшей одеждой, бензином, кофе и потом; помещение было набито усталыми, озабоченными людьми, пытавшимися получить чашку горячего кофе и рассчитать шансы человечества на выживание на последнем листочке давно использованного блокнота.