Остров за островом

Жирное белое тело пингвина балансировало, как трофей, на носу морского льва^{49}. Сцена убийства закончилась цирковым трюком. Добыча взлетела на воздух, послушная движениям плывущего животного. Казалось, будто морской лев выступает на манеже цирка, жонглируя цветными мячами под восторженные возгласы публики. Одндко таких крупных морских львов с бычьим загривком и густой гривой любителям цирка видеть никогда еще не приходилось.

Поиграв несколько минут для возбуждения аппетита, морской лев сожрал пингвина. Патрулирование вдоль берега продолжалось бы и дальше, если бы заглянувшая в бухту морская львица не очаровала этого убийцу. Теперь его внимание было поглощено водяными играми да любовными забавами. Пингвины, возвращавшиеся к своему жилью, могли смело выходить на берег. Пара, резвящаяся среди водорослей, уже не вызывала у них больших опасений.

Обычная трагедия естественного равновесия

Отогнав мысли о только что разыгравшейся трагедии, приятно было скользить взглядом по окружающему ландшафту. Все дышало невозмутимым покоем. Ледяная хватка ветра ослабла, вьюга (в самый разгар лета!) обессилела, добравшись в последнем порыве до моря. Над мысом Ист-Пойнт на острове Каркасе сверкало солнце, брызги вокруг пары резвящихся морских львов блестели, как серебро. Редкая зелень на склонах дюн напоминала потеки краски на холсте импрессиониста. Песчаные дюны, поросшие чахлой травой, как могильные курганы возвышались над китобойными судами, брошенными владельцами, потерпевшими крах, когда киты исчезли.

На правой оконечности подковообразного залива разместилась колония белых птиц. Их монотонный концерт нарушался криками алоклювых крачек и нервным хохотом чаек с розовыми грудками. В этом порхающем сонме попадались и сизые дельфинные чайки с холодными глазами в огненно-красной оправе очков.

По сравнению с неугомонными крачками и чайками дельфинные чайки производят впечатление бестолковых, хотя на самом деле они нисколько не глупее остальных птиц. Просто они невозмутимы и питаются остатками пищи, которые находят возле лежбищ морских слонов и морских львов. Крачки же выхватывали рыбок прямо из косяков, шныряющих вокруг скал. С громкими криками тысячи крачек врезались в скопление рыбешек, которые из-за бакланов собираются стаями, словно их держит невидимый невод. Крачки заглатывали столько рыбы, что им трудно было взлететь.

Бакланы, держа в клювах трепещущую рыбу, возвращались на утесы, а крачки спешили к своим крикливым птенцам, сидящим в песке между кочками туссока[2]. Крапчатые птенцы крачек, по двое в каждом выводке, сидели, повернувшись навстречу ветру. Широко раскрыв клювы, они тянулись к родителям, которые, замерев в воздухе, прицеливались и отрыгивали рыбную кашу прямо в голодные глотки. Крачки — ловкие акробаты, но их способ кормления детей не лишен риска. Бывает, что они запутываются в острых жестких стеблях туссока и ветер помогает траве опутать несчастную жертву. Конец рыбной ловле, конец кормлению птенцов. Крачки висят, точно мумии, на высоких стеблях травы.

Более крупные чайки садились рядком на землю, как тяжелые грузовые самолеты, и некрасивые, жирные, вечно голодные птенцы сами освобождали их от проглоченной рыбы. Такой способ кормления более надежен.

Внизу, в бухте, пара морских львов продолжала свои водяные забавы. Стройная львица описывала вокруг льва небольшие круги. Иногда они оба неподвижно замирали на песчаном дне, и ни одно движение не выдавало их присутствия. Неожиданно лев подскочил и вылетел на поверхность, точно всплывшая подводная лодка. Львица же со скоростью торпеды умчалась в открытое море. Лев устал от игр, он снова вышел на военную тропу.

Пока длилась идиллия, сотни пингвинов беспрепятственно вышли на берег. Ослиные пингвины с белыми надбровьями, оранжевыми клювами и светло-розовыми ногами, поджидали друг друга метрах в ста от воды. Оттуда, быстро отряхнувшись, они вперевалку гуськом шли по тропинке, утоптанной миллионами пингвиньих ног, к своим колониям. Колонии располагались на каменистом склоне в нескольких километрах от воды. Оттуда открывался вид на бухту, лежавшую на востоке, и на бледное солнце, опускающееся в море на западе где-то за мысом Горн.