Остров за островом

Под тяжестью кинокамеры широко расставленные ножки штатива ушли глубоко в грунт. Объектив был наведен, освещение не могло быть более удачным. Сцена одновременно выглядела и величественной и идиллической, актеры вели себя безупречно: ни один птичий глаз даже не взглянул в сторону объектива. На одно мгновение я повернулся к сцене спиной, чтобы в последний раз проверить освещение. Этого было достаточно.

С гребня горы на колонию королевских бакланов внезапно обрушился могучий порыв ветра. Камера со штативом взмыли в воздух со скоростью семьдесят узлов, перелетели через скалу и врезались в перепуганных птиц. Батарея покатилась вниз к дюнам. Отделившись от штатива, камера, похожая на дракона, продолжала пблет самостоятельно. Кассета с четырьмястами метрами цветной пленки угодила в птичий помет, обрывки пленки, точно змеи, извивались вокруг сбившихся в кучу бакланов, которые утратили все признаки своего королевского достоинства.

Солнце, освещавшее мирный пейзаж, скрылось. Налетела гроза с градом, градины иглами впивались в лицо и руки, белыми стрелами отлетали от склона и быстро поглощались нагретой почвой. Град бомбардировал сбившихся в кучки птиц.

Мне оставалось только собрать жалкие остатки своего снаряжения, проклясть ненадежный климат Фолклендских островов и в весьма растерзанном виде ретироваться на исходные позиции.

Здесь всякая погода,

кроме шторма, считается тихой

Если человек хочет прижиться на Фолклендских островах, он должен уметь относиться с юмором к их климату, который, мягко выражаясь, немного капризен. Вот уже шестьдесят лет смеются над ним удивительные люди Китти и Сесиль Бертранд.

Китти никогда в жизни не видела мира по ту сторону моря. Два года назад она впервые прошла в своей синей кофте и юбке до пят по улицам Порт-Стэнли.

Их мир — это остров Каркасе. Правда, когда-то в юности они мечтали о ферме на Алеутских островах, но, не получив ответа на свое письмо, они остались в Южной Атлантике.

Китти и Сесиль любят свой голый остров. 4200 акров, 1700. гектаров невысоких холмов, зеленых ложбин, берегов, где гуляет ветер, и предательских рифов — вот мир, которым они владеют и о котором пекутся.

Симбиоз людей и животных на острове Каркасе не подлежит сомнению. Сесиль считает себя обладателем пяти, а может, и шести тысяч Магеллановых гусей, которые точно куры пасутся на полях возле дома. На других островах Магеллановых гусей считают вредителями и-за их уничтожение выплачиваются премии. За ожерелье из сотни гусиных клювов фермер платит пятьсот шведских крон. А на Каркассе Магеллановы гуси удобряют пастбища.

Численность морских слонов на острове Сесиля и Китти выросла за 40 лет до 650–700 штук, а раньше их там почти не было. Гнездится на острове и большая колония ослиных пингвинов. По вечерам слышно, как Магеллановы пингвины ворчат в своих норах под кустами крыжовника и малины.

В посаженных перед домом вечнозеленых кипарисах выводят птенцов кваквы. Их курлыкающий хор заметно оживляется, когда собаки тащат к своим будкам выданные им на ночь куски баранины. Ни одна из восемнадцати птиц не успокоится, пока Сесиль не бросит им по куску. Если он случайно окажется пристрастным к одной из квакв, тут же начинается драка, так что летят пух и перья.

Густой кустарник, защищающий от холодного ветра, дает приют почти всем мелким птицам, какие только встречаются на архипелаге.

На острове нет ни мышей, ни крыс, что вообще-то странно, так как архипелаг в течение двух веков посещался всевозможными подозрительными парусниками и рыболовными шхунами. Нет также зайцев и кроликов, подрывающих торфяной слой. Здесь не увидишь ни одной кошки. Не водится на острове и паразитов, и вряд ли встретятся какие-нибудь бациллы — по крайней мере, пока Китти по своему радиотелефону имеет возможность контролировать, чтобы с парохода на остров не сошел ни один больной человек. Гости, прибывающие на остров, должны быть, так сказать, стерильны. Нам несколько раз разрешили посетить этот остров только потому, что наш интерес к архипелагу, к судьбе его природы и животного мира полностью совпадал с интересами хозяев острова, а также и потому, что Сесиль получил возможность обновить свои познания в норвежском языке, который он изучил, когда плавал с китоловами-норвежцами к Южной Георгии. В наш первый приезд на остров Каркасе ему удалось припомнить лишь крепкие выражения, но постепенно его запас слов расширился.

Китти откинула в сторону занавеску, скрывавшую старый черный радиопередатчик, включила его и, пока он нагревался, прислонилась к плите, в которой горел торф. Она скатала себе сигаретку, засунула ее в искусанный мундштук и закурила. В ту же секунду кухню наполнил треск передатчика. Все было так рассчитано, словно Китти долго упражнялась в этом искусстве. Китти всегда первая из всех фолклендских метеорологов-наблюдателей передавала в Порт-Стэнли свои сводки.

«Хелло, Стэнли! Хелло, Стэнли! Говорит Каркасе, говорит Каркасе! Доброе утро, Эдит! Перехожу на прием…»

«Доброе утро, Китти! Говорит Стэнли. Слышимость отличная. Перехожу на прием».