Сэм тем вечером был ответственным за ужин. Саймон укладывал поленья в камин. Стало холоднее. Образ пещеры преследовал его: запах влажных камней, водорослей, песка. Эхо. Из-за этого ему было не по себе. Тревожно. Но он точно знал, по какой причине, и не давал себе погрузиться в воспоминания о тех, других пещерах, спрятанных в скалах Северного Йоркшира. Каменные уступы, выхваченные ярким светом фонарей. Маленькие неподвижные фигурки.
Он не думал, что Сэнди проводила время в этих пещерах. С чего бы? Ей нравилось гулять, нравилось забираться на вершину и смотреть на море, волнуемое ветром. Или бродить по пляжу и глядеть себе под ноги в поисках того, что мог принести прилив. Сэнди была не из тех, кто станет прятаться в скалах. Не существовало никаких причин быть в этом уверенным, но Саймон был уверен, а он всегда прислушивался к своей интуиции и к своим внутренним ощущениям — и как коп, и в обычной жизни. Он не собирался изменять этому правилу и сейчас.
— Есть идеи, насколько еще задержишься?
Сэм бросил на него долгий взгляд. Саймон положил себе остатки спагетти болоньезе.
— Может, еще несколько дней?
— Конечно. А потом что?
Сэм пожал плечами. Потом он помолчал еще несколько минут, нарезал хлеб, достал из холодильника свежую пачку масла. Саймон все доел. Он зажег огонь, и тот стал приятно потрескивать, хоть пока не давал особого тепла. Но это ненадолго. Скоро им придется зажигать лампы.
Саймон размышлял: «Кого он мне напоминает? Не свою мать. Значит, своего отца? Да. Крис был тихий, задумчивый, хотя иногда взрывался. Здравомыслящий. Упрямый. Редко менял свое мнение. Значит, немного отца. А кого еще?»
Саймон улыбнулся про себя. Да, подумал он. Иногда — немного меня. В какие-то моменты.
— Дело в том, — наконец сказал Сэм, — что мне не удается как следует все обдумать дома. Кажется, для мамы я до сих пор остался в том же возрасте, что и Феликс сейчас, и она спрашивает меня обо всем подряд… ой, ну, ты знаешь. Я просто не хочу, чтобы оставалось какое-то недопонимание.
— Конечно. Пни меня, если я начну докапываться.
— Ты не станешь. Ты так не делаешь.
— Спасибо. Но если ты хочешь поделиться чем-нибудь со мной, то всегда пожалуйста.
— Я понимаю. Я уже не очень хорошо помню бабушку. Она была такой же?
— Она была для нас хорошей матерью, если ты об этом. Но вообще нет — нас же было трое, ты помнишь, все одного возраста. У нее особо не было времени, и она вернулась на работу в больницу, когда нам исполнился один год. Она была трудягой, наша мама. Она верила, что мы сможем со всем справиться сами, так что мы так и делали.
— И дед был таким же?
— О, да, в гораздо большей степени. Но совсем по-другому. Он позволил нам думать, что мы можем делать, что захотим, а когда мы так и делали, резко менял свое отношение.
— Со мной он никогда так не поступал.
— Нет. Не поступал. Думаю, люди гораздо менее суровы к внукам.
— На самом деле я мог бы съездить повидаться с ним.
— Куда, во Францию?
— Почему нет?
— Не думаю, что он будет рад, если ты вот так возьмешь и объявишься.
— Почему?
Слишком много «почему», подумал Саймон. Как у мальчика сильно младше. Робби. Да. Потому что Ричард правда не будет рад, если Сэм так сделает? Потому что он бы никогда так не сделал? Потому что… Тут он мог прислушаться только к своей интуиции, но, когда речь шла об отце, на интуицию рассчитывать не стоило.
— Если ты хочешь съездить, я бы сначала написал ему на почту — проведать обстановку.
Сэм ничего не ответил, просто молча встал и начал прибираться на столе.
Саймон пошел к задней двери. Чистое небо, полное звезд. Здесь не было лишнего освещения. Любая безоблачная ночь оказывалась звездной. Это неизменно его радовало и дарило странное ощущение правильности происходящего. Того, что здесь его место. Но нет, его место было не здесь. И никогда не будет. Он может приезжать сюда, сколько захочет, но это ничего не изменит.
Как Сэнди удалось появиться буквально из ниоткуда и так быстро стать частью острова? Она как будто жила здесь всю жизнь. Что Сэнди сделала — или не сделала, — чтобы ее приняли, и как?
Ночь была настолько тихой, насколько здесь это вообще возможно. В траве всегда чувствовалось какое-то шевеление, в воздухе — движение; ветер никогда не успокаивался и не засыпал.
Он вышел, чтобы закрыть боковую калитку. Если вдруг откуда ни возьмись поднимется ветер, то она станет грохотать и может это делать всю ночь.
Когда он вернулся в дом, Сэм уже поднялся наверх.
Семнадцать