Остров живого золота

Однако не выполнить приказ Сигетаво не мог. И не только потому, что это была воля фирмы. Он не знал русских, но ненавидел их, пожалуй, больше, чем американцев, англичан или австралийцев, с которыми приходилось в разное время сталкиваться на поле боя. Русские были красными; это страшнее проказы – так внушали ему с детства и особенно в армии. Когда-то, будучи на фронте, фельдфебель дал страшную клятву об отмщении врагам империи. Теперь предоставлялась возможность исполнить свой гири[80]. В руках у него было сильное оружие, которым он не мог, не имел права не воспользоваться. Отдать русским то, что принадлежало великой Японии, в глазах управляющего было равносильно предательству.

Прямолинейный человек, Уэхара мыслил без всяких ухищрений. Происходящее в мире он воспринимал так, как ему преподносили, и реагировал на события в соответствии со своими воззрениями, почерпнутыми главным образом из армейских уставов.

Поручик стал неприступно-высокомерным. Так же, как синдо, он прицельно бил под дых, понимая, что отставной нижний чин в конце концов вынужден будет принять любые условия.

Уэхара с трудом упрятал гнев. С каким бы наслаждением он послал офицеришку в преисподнюю! Неужели тот не сознает, насколько важно не дать врагу заполучить богатства империи!..

Поручик согласился: русским мстить необходимо. Однако цену не сбавил.

– Через день-другой все равно вы оставите нефть врагу, – попытался Уэхара зайти с другой стороны.

– Возможно, – цинично заметил поручик. – Все в руках бога! Но и мне, и, смею думать, богу безразлично, где сгорит нефть – здесь или на Кайхэне.

Уэхара сдался. Открыл изрядно отощавший саквояж, отсчитал три тысячи иен.

– Тут задаток, – глухо сказал он. – Остальное получите, когда груз будет на месте.

На сей раз, несмотря на бурные возражения поручика, управляющий проявил твердость.

Погрузка закончилась глубокой ночью. Солдаты закрепили бочки канатами и покинули судно.

– Прошу подождать, господин поручик, – попросил Уэхара. – Сейчас я возьму приготовленную сумму и спущусь на берег.

Сигетаво сказал это совершенно спокойно, хотя в душе у него зрела буря. Как смеет продажный офицерик наживаться за счет человека, исполняющего гири!..

– Заводи двигатель, – тихо приказал он синдо. – Выходим, как только я вернусь…

В темноте Уэхара вытащил из ножен трофейный кортик, попробовал пальцем остроту лезвия. Холодок стали немного успокоил. Чему быть, того не миновать!.. Так не хотелось этого делать. Но его вынудили…

Поручик нервно прохаживался по пирсу.

– Скорее! – поторопил он. – Я спешу.

Уэхара спустился по трапу, услышал, как заработал мотор кавасаки. Но решимость вдруг оставила его. Рука, сжимавшая рукоятку кортика, дрогнула. Перед бывшим фельдфебелем стоял офицер, пусть самый ничтожный, – все же убить его было для Сигетаво страшнейшим из преступлений.

– Прошу вас, господин поручик, расстанемся с миром! – взмолился Уэхара. – У меня нет денег!

– Как ты смеешь, негодяй? Обокрасть меня собрался, паршивый ворюга? – взвизгнул офицер и, размахнувшись, влепил управляющему увесистую пощечину.

Уэхару захлестнуло бешенство. Его бьют! Его называют вором! За что?.. В следующую секунду отставной фельдфебель резким натренированным движением сбил поручика с ног. Прыгнув на палубу, схватил заранее приготовленный топор и рубанул причальный конец.

– Полный вперед! – крикнул хрипло, содрогаясь от ужаса перед содеянным. – Курс на Кайхэн!

Вторые сутки с момента вынужденной высадки десантный отряд, вытянувшись в цепочку, шел вдоль берега по узкой спрессованной полоске песка. Тайга в постоянном единоборстве буйно наступала на море, а водная стихия в часы прилива каждый раз точно по расписанию отстаивала свою границу, очерчивая заново линию прибоя коричневой каймой выброшенной морем морской капусты.

Капитан Свят вел отряд по блестящему, гладкому, укатанному тысячелетиями песчаному «асфальту», зорко присматривая за морем. Но выбирать дорогу не приходилось. Как только вода начинала наступать, следовала команда свернуть в заросли, где без топора немыслимо было сделать ни шагу. Скорость марша замедлялась, до Рутаки еще идти и идти, а срок, данный для выполнения задания, истекал.

Оплывшие лохматые облака ватно залепили небо, отчего духота становилась непереносимой. Болотные испарения наплывали на солдат. Казалось, дышишь не воздухом, а заползающим в легкие паром. Едва переставляя ноги, люди то карабкались по крутым скалам, то гатили болота, врубаясь в дремучие, увитые лианами дебри.

Наблюдая за бойцами, капитан испытывал щемящее чувство жалости, будто по собственной прихоти обрек зависимых от его воли подчиненных на тяжкие мытарства и лишения. Десантникам необходим отдых. Прошлой ночью он разрешил всем спать четыре часа. Мало! Но и это было в их положении большой роскошью.

Рядом с капитаном, закинув автомат за спину, невозмутимо шагал Толоконников. Формально оставаясь командиром отряда, он тем не менее указаний никаких не давал и в распоряжения Свята не вмешивался. К нему также никто не обращался. С любым вопросом подходили к капитану.