Через четыре года, когда мне было шестнадцать, я признал, что проиграл схватку, и уговорил директора школы предложить родителям перевести меня на обучение дома, с репетиторами. Я был рад полученному согласию, но одновременно и удручен поспешностью, с которой было принято решение, что подтвердило оправданность моих предчувствий.
И вот Леандер встает рядом, тихой фразой заставляя переключить на себя внимание.
– Мне казалось, когда находишься в центре исторических событий, чувствуешь себя иначе, – говорит он, разглядывая площадь внизу.
– Вся твоя жизнь – часть истории, – замечаю я. – Найдется чем начертить?
Он молчит, но ныряет обратно в комнату и возвращается с сумкой, в которой лежит семейный дневник. Оттуда же он достает огрызок карандаша и протягивает мне. Разглаживаю руками кусок газеты и рисую клетки для игры в траллийский рок, раскладываю цветные камушки, которые он купил в лавке на рынке, хотя он, я уверен, предпочел бы свечи.
– Я совсем не часть истории, – с запозданием отвечает Леандер. – Августа – да; даже Кория, потому что ее дети займут трон. А что я? Даже не могу стать запасным вариантом. Что мне останется после того, как я совершу жертвоприношение? Надо признать, ничего замысловатого в этом нет, надо только сесть на корабль, добраться до Храма богини, с которой я всегда хорошо ладил, провести ножом по ладони – и все. Но и в этом я оплошал. Ладно, допустим, я все исправлю, но что мне делать потом? Ждать четверть века до следующего жертвоприношения?
Я раскладываю на клеточках камни и киваю, предлагая Леандеру первому сделать ход. Он двигает камень вперед и продолжает говорить, понизив голос, вероятно, из уважения к Селли.
– Я хочу сказать, то, что происходит сейчас, это ведь совсем другое. Если у нас получится, мы изменим ход истории. Мы втроем предотвратим войну.
– Это правда, – соглашаюсь я. – Нам пришлось немало вынести. Выжить в страшной атаке и добраться до Порт-Наранды. Завтра останется сделать самую простую и небольшую часть дела.
– Я смогу расслабиться, только когда все закончится. – Леандер хмурится.
– Пожалуй. Селли спит?
– Да. Она украла подушку. – Не похоже, чтобы он злился.
– Невероятно, а мы ведь могли даже не познакомиться с ней, если бы остались на борту корабля. – Я переставляю на одну клетку свой камень. – Если бы ничего из этого ужаса не случилось.
– Я об этом даже не подумал.
Мы делаем еще раз по ходу, прежде чем я решаюсь опять сказать:
– Она тебе небезразлична.
Утверждение его удивляет, он поднимает на меня глаза, явно застигнутый врасплох моим любопытством.
– Я натура не романтическая, – продолжаю я, не дождавшись реакции, – но это не значит, что я не вижу, что происходит с другими.
Игра наша останавливается, мы увлечены происходящим за окном: две зеленые сестры проходят через площадь и скрываются в темноте. Я замечаю, что за ними следят и городские стражники. Как мне кажется, такое количество охраны – лишнее, хотя, если вспомнить бурный диалог между капитаном и представителями служб порта, возможно, и нет. Обстановка здесь крайне напряженная.
Блюстители порядка пристально смотрят сестрам вслед и с почтением склоняют головы, когда одна неожиданно оглядывается. Я не представляю, что вывело их на улицу в этот час, что еще раз подчеркивает, как мало я знаю об их обрядах, боге Макеане и традициях Мелласеи.
– Знаешь, – произношу я задумчиво, – наши священнослужители могут носить военную форму даже на территории Храма, но они все же не так опасны, как зеленые сестры.
– Они часть иерархической лестницы, – отзывается Леандер. – У нас наверху богиня – некогда Воительница, теперь Хранительница. Кому подчиняются зеленые сестры? Их бог спит, а прежде Макеан был богом риска, Игроком. Кто знает, что он повелел бы им делать, будь он здесь?
– Я искренне надеюсь, нам никогда не доведется это узнать, – отвечаю я и опускаю глаза, стараясь срыть удивление от такой проницательности Леандера. Я все еще недооцениваю его. Но ведь он сам приложил усилия, чтобы так думали, по крайней мере, очень многие из его круга.
– Полагаешь, Джуд расскажет?
Принц резко меняет тему и возвращается к игре. Он рассказал мне о встрече с нашим товарищем по школе сразу по возвращении, взволнованный ей больше, чем я ожидал.
– Кому он может рассказать? Я считаю, что, вполне логично предположить, даже в случае его враждебного настроя, он все же даст себе ночь на размышления, как разумнее распорядиться новой информацией. А утром мы уже будем в безопасности в посольстве.
– Надеюсь, так и будет. – Он не выглядит очень уверенным. – Жаль, что он уехал.
– Согласен.
– Ты встречал похожие ситуации? В своих книгах по истории?
– В каком смысле похожие?
– В легендах о героях они всегда уверенные в себе, у них есть цель, они знают, что делать. Я же совершенно измотан, в голове десятки разных мыслей.
Я молчу, обдумывая вопрос.
– Если говорить о первоисточниках, хрониках, написанных от первого лица, а не официально одобренные и изданные версии, то герои кажутся ничем от нас не отличными. Они так же устают, испытывают голод и страх. Но они очень упорные.