Острова утопии. Педагогическое и социальное проектирование послевоенной школы (1940—1980-е)

Большинство наших информантов приезжали в Банк в послесталинский период и в 1960 – 1970-е годы были молодыми людьми. Для того чтобы контекстуализировать их полные противоречивых эмоций рассказы о детстве и юности, сначала нужно кратко рассмотреть основные характеристики лимитированной «оттепели», начавшейся в Венгрии после подавления восстания 1956 года, и популистского правления Яноша Кадара – с особым вниманием к политике того времени в отношении культуры, меньшинств и этнической идентичности, а также к социальным последствиям этой политики. Этот контекст необходим для понимания того, как специфическая компромиссная политика, превратившая Венгрию в «самый счастливый барак» социалистического лагеря834, по контрасту со стремившимся подчинить себе все стороны частной жизни тоталитарным режимом, размывала границы между публичной и частной сферами и создавала широкое «серое» общественное поле для неформальной деятельности, на которую не обращали внимания и которую они вынужденно терпели. Однако результатом этой деятельности, в свою очередь, стало возникновение специфических рамочных проблем, которые мы опишем ниже.

Историки и социологи полагают, что отношения между политической и интеллектуальной элитами в послесталинской Венгрии были сложными, противоречивыми, но основанными на взаимозависимости. В книге об изменениях социальных и властных структур в социалистических обществах Восточной Европы Г. Конрад и И. Селеньи пишут, что попытки реформ в послесталинское время положили начало формированию нового интеллектуального класса. Частью технократической элиты стали как бюрократы традиционного типа, так и квалифицированные профессионалы. По сравнению со сталинским периодом эта группа охватывала все новые группы интеллигенции. Это стало возможным благодаря проводившейся политике компромисса по отношению к тем социальным группам, которые до этого были официально осуждены партийным и государственным руководством [Konrád, Szelényi 1979]835.

Режим Кадара, боровшийся за то, чтобы его признало все население страны, стал обращать внимание на участников культурного производства. Власть объявила о проведении культурной политики, которую обычно называли «три “Т”»: она подразумевала различие между «терпимыми» (tűrt), поддерживаемыми (támogatott) и запрещенными (tiltott) явлениями культуры; автором этой концепции считался Дьердь Ацель, с начала 1960-х определявший культурную политику режима Кадара. Стремясь укрепить союз с деятелями культуры, власти пытались привлечь интеллектуалов к задачам «социалистического строительства», а взамен предоставляли все больше возможностей для деятельности в неофициальном, но тем не менее и не запрещенном секторе публичности.

В социалистической Венгрии евреи как социальная группа и связанный с этой группой публичный дискурс могли существовать только в определенной «серой зоне». Еврейская тема широко обсуждалась в 1945 – 1948 годах – в период, который обычно называют демократическим. Недавняя трагедия и проблемы ответственности были среди основных тем тогдашней прессы. Однако на протяжении десятилетий после прихода коммунистов к власти «еврейский вопрос» почти всегда замалчивался. С официальной партийной точки зрения еврейство существовало в Венгрии только как религиозная группа, и, если кто-либо описывал евреев в каком-то другом ключе, такие высказывания автоматически подпадали под определение антисемитских или, наоборот, сионистских.

Тема еврейства вновь стала время от времени возникать в общественных дискуссиях только с середины 1960-х – в основном в литературных произведениях и исключительно в связи с фашизмом. Послевоенное положение венгерских евреев никогда не обсуждалось до середины 80-х [Kovács 2008].

«Невидимость» венгерских евреев в тогдашнем общественном пространстве была следствием не только навязанной государством всеобщей «социалистической идентичности». И до 1945 года венгерские евреи также явно отличались от других социальных групп по ряду четких социальных индикаторов (образование, урбанизация, выбор профессии). Их ценности, образ жизни и потребительские привычки создавали альтернативную модель интеграции, противоположную исторически сложившейся модели «христианско-дворянского среднего класса», сформировавшегося на основе старой аристократии и мелкого дворянства (подробнее см.: [Karády 2000; Kovács 2008]).

Из-за изменений социальной структуры, обусловленных резкими сломами второй половины 1940-х (национализации, новой системы управления, индустриализации), «жесткие» индикаторы социального положения еврейства ослабели. За время социалистической власти постепенно размылись некогда очень отчетливые границы, разделявшие еврейский и христианский средние классы по культуре и образу жизни. Общая гомогенизация среднего класса произошла в 1950-е. Позже, в 1960-е, нормы потребительского общества породили новую волну сильной культурно-потребительской гомогенизации.