Острова утопии. Педагогическое и социальное проектирование послевоенной школы (1940—1980-е)

Принимавшие коммунистическую идеологию евреи обычно были невосприимчивы к факторам, которые традиционно включались в число «еврейских обид»: их включение в новую элиту предполагало разрыв с еврейским (само)сознанием. В то же время для другой еврейской страты социализм означал новые по сравнению с уже полученными во время войны травмами потери: потерю статуса, депортацию или наказание за их участие в сионистском движении. Исследование выявило и другой частично связанный с описанным выше психологический комплекс, который также оказывал сильное воздействие на формирование идентичности:

Кажется, для тех интервьюируемых, которые были воспитаны в ассимилированных семьях, их еврейство было не <…> состоянием, которое они могли бы так или иначе определить в соответствии с той ролью, которую оно играло в их жизни, а задачей, с которой им следовало справиться. Многие чувствовали, что их окружение не воспринимало их как евреев в том смысле и в той мере, в каких они сами себя таковыми считали, и они переживали это различие как стигматизацию [Kovács 2008: 11].

Исследование Ковача резко высветило те механизмы, с помощью которых замалчиваемые и подавляемые потери и травмы выживших родителей в дополнение к «молчаливой» стигматизации различий делали самоощущение евреев послевоенного поколения проблематичным, а иногда и патологическим.

Возвращаясь к вопросу о том, каким образом в социалистической Венгрии существовали евреи, если еврейская идентичность была отделена от любых публично обсуждаемых вопросов, стоит процитировать одного из руководителей упомянутого выше исследования:

…Нас интересовало, насколько возможно генерализировать наши личные эмоции и переживания. Если выяснится, что мы не одиноки с нашими смутными мыслями и необъяснимыми чувствами по поводу нашего еврейства, то, значит, в конце концов, существует определенная община или группа, с которой мы можем себя сравнивать, а следовательно, мы оказываемся способны создать более осязаемые рамки для своей идентичности [Erős 1992: 86].

В нашем исследовании мы попытались определить «культурную/интеллектуальную элиту» 1960-х годов на основании ее специфического габитуса, прежде всего описывая ее вкусы, формы потребления культуры, отношения к другим общественным группам и к государственной власти. «Насыщенное описание» летнего отдыха в Банке нужно для того, чтобы выявить источники, породившие сознание исключительности и сложные способы определения социальных границ в неформальном пространстве общения, укрытом от унифицирующих амбиций социалистического режима.

Мы считаем, что с наступлением венгерской «оттепели» и формированием более терпимого отношения к той деятельности, которая раньше считалась незаконной и неофициальной, были определены новые правила, дававшие возможность заново провести границы между социальными группами и постепенно утвердить различия между ними. Неупоминавшееся, замалчивавшееся еврейство участников летнего отдыха или, точнее, скрытая общность евреев в социалистической Венгрии, опиравшаяся на специфические «смутные мысли и необъяснимые чувства», сыграла важнейшую роль в тех «тонких различиях», которые действовали во время летнего отдыха в Банке.

3. Анализ ситуации: летний отдых в Банке

Наше исследование сосредоточилось на трех пересекающихся темах.

1) Рассказы о семьях, детстве, неформальной и семейной социализации тех детей, которые приезжали на летний отдых в Банк, а также нарративные паттерны интеллектуальных биографических повествований.

2) Создание нарратива еврейской идентичности детьми того поколения, которое в Венгрии пережило Холокост.

3) Социальная история прогрессивной педагогики в Венгрии между двумя мировыми войнами и трансформация социально-политических значений, которые приобрели в Венгрии принципы прогрессивной педагогики.

В этой статье мы сосредоточимся прежде всего на первой и второй сферах нашего исследования.