Острова утопии. Педагогическое и социальное проектирование послевоенной школы (1940—1980-е)

В социалистической Венгрии можно было наблюдать случаи использования антисемитских настроений в политических целях – явное следствие советского влияния. Однако все же подобная практика в этой стране была куда менее распространенной, чем в Советском Союзе и других государствах советского блока. Ситуация в Венгрии принципиально отличалась от советской: в СССР евреи считались национальным меньшинством, а в Венгрии после 1945 года такая группа вообще не выделялась. Вернувшиеся во второй половине 1940-х из СССР на родину руководители венгерских коммунистов, имевшие еврейское происхождение, в СССР действительно считались «евреями», но сами называли себя венграми и попытки определить их как «евреев» воспринимали как проявление антисемитизма [Standeisky 2007].

Безусловно, приходившие из СССР антисемитские по смыслу директивы производили в Венгрии определенный эффект, но отношение к ним генерального секретаря Венгерской партии трудящихся Матьяша Ракоши (1948 – 1953) и других партийных руководителей еврейского происхождения было противоречивым. В пропагандистском дискурсе указание на еврейство связывалось с западными искажениями социал-демократии. За этой семантической связью скрывался тезис о том, что еврейское происхождение не должно само по себе считаться недостатком для коммунистов. В то же время в соответствии с приказами КПСС в сталинские годы делались попытки заменить в партийном руководстве «космополитические и мелкобуржуазные элементы» «рабоче-крестьянскими» кадрами. Более того, в Венгрии была инициирована антисионистская кампания по советскому образцу, однако после смерти Сталина подготовленный публичный процесс так и не дошел до этапа предъявления обвинения и не стал общественным явлением. Архивные исследования показывают, что позже высшее руководство партии было озабочено большим удельным весом евреев среди партийных руководителей [Standeisky 2000], однако в публичном дискурсе кадаровской эпохи еврейство и антисемитизм были табуированными темами.

Несмотря на это табу, и евреи, и неевреи в Венгрии продолжали воспринимать евреев как отдельную группу. В рамках социалистической системы это различие может быть понято только в сочетании с более тонкими факторами, такими как межгрупповые браки и неформальные отношения [Kovács 1984]. Вопреки сильной тенденции к ассимиляции и официальному «молчанию», «еврейский вопрос» по-прежнему оставался важнейшей проблемой; однако для той эпохи характерно, что подобная тема могла существовать только в неформальных «серых зонах», и – как будет показано ниже при анализе наших интервью бывших участников отдыха в Банке – она вызывала сильные и обычно противоречивые эмоции.

В своих глубоких, основанных на интервью качественных исследованиях, проведенных во второй половине 80-х годов836, Андраш Ковач и Ференц Эрёш [Kovács 1984; Kovács 1992; Kovács 2008; Erős et al. 1985; Erős 1992] решили выяснить, что скрывалось за этим публичным молчанием. Как воспринимать социальную группу, определяемую как «евреи» в ежедневных неформальных переживаниях и взаимодействиях, но для которой не характерны формообразующие стратегии (образ жизни, ценности, способы взаимодействия и т.д.), типичные для религиозных традиционных еврейских общин в обществах другого типа? Другими словами: если в социалистической Венгрии нет религиозных евреев, то почему там все еще есть «евреи» [Kovács 2008]?

Исследование подтвердило гипотезу о том, что идентичность венгерских евреев была намного сильнее связана с историческими переживаниями трагических событий Второй мировой войны, чем собственно с еврейскими традициями. Еврейские и нееврейские группы венгерского общества по-разному реагировали на социальные и политические изменения, и это укрепляло их разделение и не способствовало разрешению старых травматических узлов [Kovács 1984]. Среди этих исторических переживаний с точки зрения нашего исследования самым существенным было отношение к новым политическим системам – сначала той, что сложилась после 1945 года, а после – к той, что возникла после 1948-го.

В целом можно считать, что значительная часть венгерских евреев была скорее заинтересована в поддержании описанного выше status quo. Для значительной части евреев идентификация с идеологией новой системы давала возможность продолжить их прерванную ассимиляцию837. Коммунистическая идеология связывала антисемитизм с другими несправедливостями классового общества. Следовательно, поскольку коммунизм обещал ослабить все формы обособленного выделения каких-либо групп, включая и национальные, «еврейский вопрос» – различие между евреями и неевреями – должен был раз и навсегда уйти в прошлое. Для многих евреев тот факт, что новая возможность ассимиляции предлагалась влиятельной политической силой, придавал ей дополнительную привлекательность и предоставлял возможность выбрать один из многих уровней идентификации – от идеи реванша и восстановления справедливости до фанатичного исповедания коммунистической идеологии [Kovács 1984].