В школе все было по-другому, я училась в школе в Буде и уже тогда все осознавала, но ничего не выбирала, я просто была частью среды. <…> 90 % детей в Банке были евреями, я не хочу быть антирасисткой или расисткой, и я не хочу проявлять расизм по отношению к кому-то, но это были почти все дети из интеллектуальных семей, и поэтому у их детей были такие же ценности, похожие <…>, и поэтому мне там было так хорошо, я жила уже в такой взрослой среде, с книгами, музыкой, с такими ценностями, с таким чувством: [это] – семья (ср. илл. 4. –
Первичные социальные связи B15 всегда были связаны с социальной сетью Банка, а в более широком смысле – с неформальной еврейской либеральной средой Будапешта, – и, как показывает этот отрывок из ее рассказа, ценностные и вкусовые совпадения поддерживают ощущения безопасности и доброжелательности, которые делают моменты жизненного выбора «само собой разумеющимися», «естественными».
По сравнению с 1940-ми и 1950-ми годами пространство, созданное Эстер Левелеки, с социальной точки зрения стало в 1960-е более эксклюзивным. В Банке отдыхали многие дети, происходившие из известных семей представителей культурной и политической элиты: успешных творческих работников – писателей, художников, актеров, режиссеров театра и кино, – крупных ученых, а в то же время и высокопоставленных государственных чиновников. В 1960-е и 1970-е годы летний отдых в Банке становился все более и более популярным. Детей принимали на две следовавшие одна за другой смены по три недели каждая.
Илл. 4. Дети поколения «после 1956 г.»
Те, кто приезжали туда в 1960-е годы, вспоминают о времени между 1945 и 1956 годами как о героической эпохе, когда древние герои установили мифологию Банка. Наверное, самым главным героем был любимый племянник Эстер – или, как его называли в Банке, Medve (Медведь), – эмигрировавший в 1956 году. Быть может, как раз отсутствие и превратило его в одного из центральных персонажей всей «банковской» мифологии.
К этому времени каждый ребенок, приезжавший в Пипекландию, получал новое, «банковское» имя, основанное на какой-нибудь ассоциации, а «гражданские имена» не использовались. С каждым из «банковских» имен связана своя история.
«Оппозиционный статус» Банка был важнейшей составляющей самосознания сообщества и одновременно тем мотором, который постоянно работал на обеспечение его связности. Жизнь в Пипекландии была побегом из мира социализма с его системой правил, повторяющихся ритуалов, жанров, традиций и моральных требований. Ключевой поэтической чертой, пронизывавшей всю закрытую систему значений в этом сообществе, была ирония. Одним из важнейших качеств, позволявших погрузиться в жизнь Банка, стало умение участвовать в его игровой культуре, поддерживать ее и наслаждаться ею, а также усваивать проявлявшуюся во всех этих играх иронию. Ирония включала в себя критическое отношение к социалистическим ритуалам, возможность пародировать официальные действа и реинтерпретировать их в играх.
Несмотря на то что Эстер по-прежнему предоставляла льготы сиротам и детям, имевшим какие-то специальные заслуги, для остальных приезд сюда означал серьезное финансовое вложение. Несмотря на высокую стоимость участия, дети жили в Банке в довольно пуританских условиях по сравнению с тем, к чему они привыкли дома. Им категорически запрещалось хранить отсылавшие к высокому социальному статусу предметы из «внешнего мира» (большие суммы карманных денег, дорогую одежду и другие вещи). О них нельзя было даже упоминать, так как это могло бы создать для их обладателя нежелательный привилегированный статус в пространстве Банка.
Общество в Банке было структурировано в соответствии не с экономическими или социальными различиями, но с внутренней иерархией заслуг и личных достижений. В основании этой системы ценностей находились трудноопределимые, однако вполне конкретные качества, отличавшие участников отдыха, – такие как оригинальность, спонтанность, превосходство в интеллектуальных, физических и развивающих играх.