Острова утопии. Педагогическое и социальное проектирование послевоенной школы (1940—1980-е)

…Через какое-то время я каким-то образом понял, что да, мы евреи, но это вообще не обсуждалось. Сейчас уже я думаю, что это было неправильно. Это создавало для меня некоторые проблемы с идентичностью, какие-то из них <…> у меня даже теперь еще есть, но я не знаю. В целом у меня нет никаких представлений о том, как c этим быть, не знаю… правильно ли, когда люди считают решением проблемы полную ассимиляцию и думают, что все разрешится само собой. В конце концов, все социалистическое общество было построено на том, что мы об этом не говорим.

По-видимому, В20 усвоил предложенный кадаровским режимом компромисс со всеми его противоречиями. К нему социализм действительно был обращен своим «человеческим лицом», и институциональная среда создавала «небольшие пространства свободы», где, по сравнению с современным контекстом (2013 год), по его словам, хорошо осуществлялся демократический контроль: деспотизм и злоупотребление властью эффективно регулировались. В этом контексте Банк оказывался лишь одной из многих институций, и вовсе не самой совершенной из них. B20 и его 14-летний друг замечали «протекционизм» Эстер (то, что она благоволила к некоторым детям «незаслуженно») и неконтролируемый деспотизм «глав комнат». В итоге по этой причине B20 перестал приезжать в Банк. Он объясняет, что только много позже понял, что «евреев там было слишком много», и даже спросил интервьюера, может ли она ему об этом рассказать подробнее. В20 лишь частично ассимилирован: его жена – верующая христианка, но сын женился на еврейской девушке, и они намерены соблюдать иудейские религиозные традиции.

Родители информанта В17 тоже делали технократическую карьеру, связанную с партийной деятельностью. Партия дала им возможность ассимиляции, и они в полной мере ею воспользовались. Несмотря на то что родители В17 не скрывали своего еврейского происхождения, они говорили о нем неохотно. Будучи историком-любителем, В17 приложил все усилия, время и энергию для разоблачения неблаговидных аспектов политической деятельности тех, кого после 1989 года официально восхваляли как героев (например, Имре Надя, премьер-министра во время революции 1956 года848), а также для подтверждения «тайных лобби», например производителей генно-модифицированных продуктов. Из слабых намеков, сделанных во время интервью, можно заключить, что его «поиски правды», вероятно, связаны с той ролью, которую играли его родители в 1956 году: его отец был на стороне Имре Надя. Представляется, что для него «еврейский характер» Банка вообще связан с раскрытием замалчиваемой правды. Не ожидая никаких вопросов, В17 начал свой рассказ следующим образом: «…Прежде всего надо отметить, что там (в Банке. – М.К., Э.Н.) в большинстве своем были атеисты с еврейской идентичностью». Вот еще более длинная цитата:

[Эстер] разработала метод, метод рекомендаций. Я думаю, что Эстер не думала о его социальных последствиях, о том, что это был способ усиления еврейского самосознания (Jewishization). Видите ли, это были отношения, построенные на доверии. Понимаете, евреи обычно пытаются установить отношения доверия с тем, кто на них похож, и в принципе таких людей обычно притягивает друг к другу. Я не знаю, меня никогда не волновало, кто еврей, а кто нет. В моей жене нет ничего еврейского, и мои дети гои. Я никогда не думал о том, чтобы внушать им еврейскую идентичность. Неевреи не должны обретать еврейскую идентичность, так я считаю <…>. Я просто хочу сказать, что они привлекали друг друга. Не случайно те люди, с которыми у меня сложились близкие отношения, основанные на симпатии, они в основном [евреи].