Островитянин

Мы переехали жить в новый дом около 1893 года, в начале весны. Главная причина столь скорого переезда была в том, что помета в тот год накопилось очень мало. Зато на крыше старого дома его нашлось столько, что хватило бы для удобрения половины картошки на всем Острове. Там почти совсем ничего не было, кроме помета и сажи. Другая причина была в том, что бродяга Диармад являлся ко мне каждый день, потому как из того, что он посеял, ничего не взошло. Человек он был одинокий и бедный, жил сам по себе и странствовал повсюду, и все эти перемещения не позволяли ему доводить работу до конца, как часто бывает с такими людьми. Мне было очень жаль его, потому что скончалась его первая жена, очень ему подходившая, а женщина, которая окрутила его после, была местная болтливая неряшливая дура, нерасторопная и бестолковая. И еще одна причина, почему я был очень к нему расположен: он готов был отдать ради меня последнее, если мне действительно требовалась помощь.

Как только развели огонь и Бродяга увидел дым над новым домом, он сразу же пришел к нам, чтобы раздобыть себе немного сажи.

— Ради бога, не отдавай ее никому, кроме меня, — сказал он.

Дядя всегда очень жестко настаивал на том, чтоб получить свою долю, но никто не мог бы с такой же готовностью, как он, поделиться всем, что у него было.

— Никому я твоего не отдам, не бойся, — сказал я ему. — Есть у тебя на сегодня какая-то работа? — прибавил я, глядя, как он стоит в дверях, подпирая косяк.

— Дева Мария, да нет, никаких особых дел. А что такое? Для меня есть какое-то дело?

— Да. Полезай на крышу старого дома и набери себе помету.

* * *

Мы прожили в новом доме уже некоторое время, справлялись хорошо и были всем вполне довольны. Дом получился хороший, чистый, без дыма и копоти. Вскоре после того как мы там поселились, в окрестностях появился коклюш, а вместе с ним корь. Три самых тяжких месяца я провел, выхаживая детей, но, несмотря на все мои усилия, двое чудеснейших ушли от нас дорогой всех смертных. Это был еще один удар, который сломил наш дух, сохрани нас Господи, и еще очень долгое время мы так и жили. Мне кажется, что, так или иначе, глубокая скорбь от утраты детей не прошла даром для их матери, и с тех пор моя жена уже никогда не была такой, как прежде, и потому не дожила до преклонных лет.

Так вот, после суровых испытаний я попытался взять себя в руки. Мне пришло в голову, что от таких напастей нет другого лекарства, кроме долготерпения, и я постарался прожить еще немного. Один хороший год сменялся двумя не очень-то хорошими.

Через несколько лет после этого на Остров приехала на каникулы благородная девушка из ирландской столицы. Недолго здесь прожив, она завела себе подругу, и выбор ее пал на мою дочь. Человек нередко проявляет интерес к кому-то еще, выделяя его из всех вокруг. С тех пор они каждый день проводили вместе какое-то время. В один день они ходили в холмы, в другой — на пляж и на море, а если погода была жаркой и влажной — отправлялись плавать. Однажды, когда они именно этим и занялись, пришла полная вода, но прилив оказался слишком сильный для них. Чем больше они приближались к земле, тем дальше их от нее относило, пока они не выбились из сил. Мой сын копал картошку в огороде у дома — это было в начале осени. Сильный духом парень и хорошо умел плавать. Восемнадцать лет ему было. И вот он увидел двух женщин в полосе прилива, сразу узнал их и понял, что они не смогут выплыть сами.

Он бросил лопату и помчал коротким путем со скал к берегу, пока не выбежал на пляж. Не снял с себя никакой одежи — ни ботинок, ничего, — потому что они были уже слишком далеко в море, и когда сам бросился в воду, он увидел, что благородная женщина начала тонуть.

Он поплыл вперед и закричал своей сестре, сказал ей пока держаться на поверхности воды и что благородная женщина тонет, а он попробует сперва вытащить ее. Но хоть он и попытался, и сам он, и женщина ушли на дно вместе. Другой человек вытащил его сестру, которая уже едва дышала. Лодки подобрали тела двух остальных. Вот какое зрелище предстало нам, когда мы с Пади возвращались с рыбалки.

Вот так. Пришлось выдержать и это несчастье, как-то его пережить. В день похорон — это были самые большие похороны, что когда-нибудь случались в Дун-Хыне, — их долгое время несли в одной процессии, а потом разделили, и каждого повлекли в свою церковь.

Семья этой молодой женщины долгие годы после того была очень добра ко мне. Не знаю, должно быть, они уже давно в могиле. Когда оба они нашли меня в Дун-Хыне — ее отец и мать, — мне пришлось им показаться, и, наверно, они думали, что я просто в ярости, ведь из-за их дочери утонул мой сын; но на самом деле я очень хорошо все понимал. Если она и могла быть в чем-то виновата, то они уж точно нет, потому что в то время были далеко отсюда, у Черной скалы[126] рядом с ирландской столицей.