Островитянин

Поднялся сильный ветер, а я тем временем ходил то в дом, то на двор. Нога у меня не болела, но в ней по-прежнему не хватало здоровенного куска мяса, такого, словно лошадь откусила от репы. Мама тоже бегала взад-вперед, как курица с яйцом, прислушиваясь к реву ветра, а через какое-то время сказала мне:

— Боюсь, моряки дорого заплатят за этот день из-за твоей ноги.

— Но ведь пока все не слишком плохо.

— Даже если так, все равно может быть опасно.

Как ни тревожился я за свою ногу, как ни боялся того, что мне придется ходить на деревянной, судьба «Черного вепря» и всех, кто был на нем, беспокоила меня гораздо сильнее — тем более что тогда был уже канун ноября.

Житель Камня пригласил команду с лодки в свой дом, и с его стороны это было доброе дело. Он предложил им еды, это само собой; выставил всю снедь, какая только нашлась в доме, и, когда с обедом было покончено, позвал нескольких наших пойти вместе с ним искать тюленя. Отправились четверо, и, хотя они осмотрели каждую дыру на острове, им не удалось найти ни единого тюленя.

Пришлось вернуться домой. Диармад поднял крик, что мальчик с больной ногой мог уже умереть. Пастух сказал, что осталась еще одна пещера, только, чтобы туда спуститься, нужна веревка длиною в двадцать саженей[64].

— А в доме есть какая-нибудь веревка? — спросил Диармад.

— Да, сынок, — ответил тот, — и в ней шестьдесят саженей. Такая всегда должна быть здесь, чтобы вынимать овец из трещин в скалах.

— Где веревка? — спросил Диармад. — Мы попробуем, и если у нас ничего не выйдет, тогда придется оставить это дело.

Он забросил веревку на спину и быстро вышел из дома, а вместе с ним все остальные. Капитана спустили вниз на веревке. Под мышкой у него была зажата палка, чтобы убить тюленя, а в зубах — нож. Спускали, пока капитан не оказался у входа в пещеру. Теперь веревку пришлось вытаскивать и спускать вниз еще одного человека ему в помощь. А тот, кто пришел ему на помощь, и был сам житель Камня.

Оба они отнеслись ко мне очень хорошо, и я оставался обязан им всем, что у меня есть, и всем, что когда-либо будет, покуда они были живы до самого дня, пока не оказались в Царствии Небесном среди святых. Они добыли тюленя и забрали его с собой. Добыв его, мужчины сказали, что ни одна открытая лодка не пройдет сейчас домой, в такой шторм. Диармад ответил, что если они поставят паруса, то лодка проскочит на восток так же, как и пришла с востока. «Черный вепрь» выбрался в открытое море и с первого захода в шторм капитан Диармад повернул его на Кяун-Шле, а со второго — направил в родную гавань. капитан не знал отдыха, пока не приладил кусок тюленьего мяса к ране у меня на ноге, и через неделю я был здоров, как ни в чем не бывало.

Глава девятая

Ведьмина дочь возвращается из Америки. Ее свадьба. — Мистер Барретт. — Затонувшая лодка. — Свадьба Короля. — Поэт О’Дунхле и «Бурая овца». — Бедному Томасу не суждено добыть две корзины торфа для старого осла.

Ведьмина дочь возвращается из Америки

Однажды в воскресенье пришла лодка из Дун-Хына. В ней была благородная дама. Никто не узнал, кто это, пока она не поднялась прямо к людям на берегу. И что бы вы думали, то была дочка нашей ведьмы, вся напомаженная!

Руки ей не прекратили пожимать до тех пор, пока они у нее едва не отвалились. На ней была богато украшенная шляпа, из которой торчало несколько перьев, золотая цепочка висела снаружи, поверх одежды, так, чтобы все видели. В руке зонтик от солнца, а говорила она с акцентом — что по-ирландски, что по-английски.

С собой она привезла несколько сундуков, набитых самыми разными вещами и, что всего лучше, кошелек золота из Штатов: проведя там больше семи лет, она оказалась достаточно хитроумной, чтобы это все накопить.

Никто, разумеется, не знал, кто этот чистопородный жеребенок. Несмотря на все шикарные тряпки, под ними по-прежнему не скрывалось ничего, кроме скелета. Особенной фигуры у нее и раньше не видали, а после семи лет в стране пота и крови выглядела она еще отвратительней прежнего. Многие пошли проводить приезжую в ее старую хибарку, но у той было с собой множество бутылок виски, и поскольку провожали ее по большей части пожилые женщины, то совсем скоро понеслись старые песни ирландского Юга и здравицы в честь той, что приехала к ним с подарками. Так провели они целый день без крошки съестного, потому что, закончив петь, каждая женщина пробовала немного пива[65], и все начиналось сызнова.