Островитянин

Та вскочила и опрометью кинулась наружу, а увидав солидную ношу на спине Тома́сa, громко рассмеялась. В этом смехе была издевка, потому что теперь у нее в доме были и рыба[63], и масло, а раньше никакого соуса, кроме грубой соли. Не они одни жили так на этом Острове — в те времена так жило большинство.

Когда Айлинь убежала, отец сказал:

— Что же, старуха советует поступить с больной ногой точно так, как сделали на Иниш-Вик-Ивлине?

— Наверняка. Когда у Шона болела нога, старуха была там как раз в то самое время.

Не успела мама это произнести, к дверям подошел Диармад, а при нем осел. Никто из местных с тех пор не видывал осла, на котором было навьючено больше, чем на этом. Из-под тяжелых кусков тюленьего мяса совсем не было видно его тела, только два уха и хвост, да и самого́ доброго малого не видать было — пара глаз разве что, и у него тоже не было видно ничего, кроме пары глаз.

В то время как раз варилась картошка, к ней на обед были молоко и рыба. Тогда отец сказал:

— Думаю, Диармад поест немного тюленьего мяса, когда будет готово?

— Ой, нет, оно еще слишком свежее, — ответила какая-то другая женщина.

— А к этому найдется кусочек соленой рыбы? — спросил Диармад.

— Тебе хватит, парень! — заверила она.

Потом, когда мы сели есть, мама сказала:

— Боюсь, мальчик теперь останется без ноги из-за этого тюленя!

— Ну уж точно не останется, — сказал Диармад, — раз он сумел убить тюленя. Вот кабы тюлень сумел уйти от парня живым, тогда плохо его дело. И даже сомневаться не надо: что покалечило ногу, то ее и излечит, стоит только съесть достаточно тюленьего мяса.

Неплохое он выразил мнение.

Потом мама пересказала историю Айлинь.

— Ну, вот и там дело было в том же самом, честное слово, — воскликнул Диармад. — Интересно, что за лекарство давали этому приятелю? — добавил он.

— Положили ему на рану кусок тюленьего мяса, — напомнила мама.

— Такое может случиться, это верно, — сказал он. — Дьявол побери мою душу! Если только на «Черном вепре» (это было название лодки) стоит мачта, завтра к этому же самому часу будет тебе, молодец, кусок мяса другого тюленя для твоей берцовой кости! — пообещал Диармад Пчельник.

На рассвете, в самом начале дня, Диармад был уже у дверей. Его впустили.

— Как день? — спросил отец.

— Неплох, но и не слишком хорош. Совсем здорово будет, когда все наладится, и мы тогда подадимся на Камень, к западу. Может, нам там попадется много всякого, — сказал Диармад.

Все из команды лодки уже изготовились, и все толковали, что пора собираться к отплытию. Вскоре Диармад, перекусив, вернулся.

— Давай, выходи! — сказал он отцу. — Начало дня — самое лучшее время!

Отец высунул голову из двери:

— Боюсь, что этот день не выйдет уж больно хорошим. Небо на западе выглядит не очень.

— Раз такое дело, — заметила мать, — то и не надо вам туда ходить. Может, завтра день будет получше.

Тут в дверях появился сам Диармад:

— Верти твою душу лукавый дьявол! — крикнул он моему отцу. — Ну и что еще там тебя держит? Лодка уже придет на Камень, пока ты будешь тут канителиться!

— Он опасается, что день перестанет быть погожим, — сказала мама.

— Чтоб дьявол все это побрал, если «Черный вепрь» не рванет к западу на всех парусах! Покажи мне свою ногу, парнишка, пока я еще не ушел из дому.

Я развязал повязку и убрал кашу из льняного семени, которую приложили к ране для припарки.

— По мне, так лучше бы к ней кусок тюленьего мяса, — проворчал Диармад.

«Черный вепрь» вышел из гавани Бласкета с командой из восьми человек: четыре весла, два паруса, две мачты, две остроги. Дул резкий, сильный северо-восточный ветер. Это была отличная большая новая лодка, а все, кто состоял в команде, обучены своему делу и по морю ходили не первый день.

Быстро подняли два паруса, и лодка успела выйти в море еще до шторма. Один человек наблюдал за нею, стоя на холме с зажженной трубкой во рту, и «Черный вепрь» прибыл на Иниш-Вик-Ивлин прежде, чем трубка у него успела потухнуть. Человек на острове подумал сперва, что это останки корабля, потерпевшего крушение, которые сносит вниз течением. Потом у него мелькнула другая мысль: должно быть, половина людей на лодке мертвы, если только эта лодка из здешних мест. Он свесился по пояс с причала, потому что шел большой прилив, и сразу же задал им вопрос, что привело их сюда в такой день.

Диармад был на этой лодке переговорщиком и оказался человеком, подходящим для таких дел, потому что обычно заручался поддержкой своих маленьких друзей, какие у мужчины внизу сторожат ценное, чтобы добавили мощи его голосу. По-моему, на море стоит хвалить голос только тех переговорщиков, которые не пренебрегают подобной поддержкой.

— Вот что нас привело, — сказал Диармад человеку с острова, когда поведал ему всю историю. — И мы не покинем Камень, пока не заберем с собой то, зачем явились, — живым или мертвым!

— Клянусь своей душой, — сказал человек с Камня, — думаю, что работа тебе предстоит большая — больше любой, что ты переделал до сих пор.