Островитянин

— Двадцать два года ему исполнится за три дня до Рождества, — сказала она.

— Так вот, тетушка, мне было всего двадцать, когда я окрутился с этим желтым яблочком. Но супруга из нее оказалась никудышная, — добавил он.

— По-моему, — сказал я ему в ответ, — она гораздо лучше тебя. А ты все болтаешься без дела вдали от дома и уже давно не приносил домой ничего стоящего для бедной женщины, а сам истрепался уже хуже некуда.

— Ох и жалко же мне тебя, дурака! Насколько я потрепан — это еще надо поглядеть, а вот опасен я могу быть гораздо больше, — сказал Диармад Ненормальный.

— Отвяжись ты от меня, во имя Бога и Богоматери, — сказал я ему. — Тебе что, совсем не надо идти сегодня домой, выспаться в своей постели? Ты не боишься, что кто-нибудь уведет у тебя твою бабу? Ведь и в этой деревне полно молодых ребят, так что, если ты сам ее терпеть не можешь, возможно, кому-нибудь из них она нравится больше всех на свете.

— О, — сказал он с ухмылкой. — Невелика беда, если такое случится, — хоть в этой жизни, хоть в какой другой.

Я ушел за ящиком, в котором было немного картошки для осла и овса для коровы с теленком. Меня попросил заняться этим отец, еще когда я выходил из дому. Обычно это было его дело, но прошлым вечером отца сильно отвлекла болтовня чокнутого Диармада.

Когда я пришел обратно, Диармад стоял посреди дома и убеждал обоих стариков, что им бы очень пригодилась помощь молодой женщины по дому. И насколько ему было известно, у той дочери из семьи Дали не было никаких изъянов, и именно такая девушка подошла бы им больше всего.

Хотя дядя казался прямодушным и искренним, мне кажется, все эти советы были на руку и ему самому. Во-первых, семья Дали была бы вечно признательна ему за свадьбу дочери. Во-вторых, если бы мы брали ее себе, то впоследствии весь их дом, разумеется, достался бы ему. Пожилая хозяйка приходилась ему сестрой, и я догадывался, что та девушка, которую он нам сватал, наверняка не против этого.

Часто и до того, и после кто-нибудь притворялся открытым и искренним, действуя при этом в своих интересах, вроде Диармада.

Мне пришлось взять его за плечо и выставить за дверь. Он вошел обратно и сказал:

— В ночь на Рождество я собираюсь резать большого валуха. Ты получишь от меня половину, — объявил он и наконец ушел.

Самое время было ложиться спать.

* * *

С утра, выглянув наружу, я увидел человека с пустой корзиной на спине, недвижимо застывшего посреди дороги. Я снова ушел в дом и провел там какое-то время, но когда выглянул опять, человек с корзиной все еще стоял неподвижно.

Он был на некотором расстоянии от меня, но я понял, что знаю точно, кто это. Это был мой дядя Лиам, и вид у него был совершенно дурацкий. Поглядев вокруг, я заметил двух бойцовых петухов, которые уже были едва живы.

— Чувствую, что на этих двух петухов ты и смотришь.

— Я наблюдаю за ними уже очень долго, и из-за них плакали сегодня мои водоросли.

— Должно быть, водоросли для тебя не такое важное занятие, — сказал я ему, — если два петуха могут тебя от него оторвать.

— Да я вообще не смогу вернуться к работе, пока не узнаю, кто победит.

Тем временем один из них упал замертво, и Лиам отправился назад, а сам я пошел домой. Спал я, однако, недолго, все время пытаясь посмотреть, насколько задержится Лиам, и вскоре действительно увидал, как он возвращается на то же самое место.

— Вот дьявол! Ни единого стебелька мне не осталось, — вздохнул он.

Глава четырнадцатая

Диармад и валух. — Капелька на Рождество. — Благословенная рождественская ночь. — День Рождества. — Игры на Белом пляже. Диармад повержен. — Первый день нового года. Новые состязания. — Дядя Томас получает удар в коленную чашечку. «Отлично, молодец!» — Осушаем бутылки и поем песни. — Женщины дерутся из-за яиц. — Моя последняя поездка на Камень: музыка, песни и танцы. — Молодость прекрасна. — Еще немного времени на охоте. Возвращение домой.

Утром накануне Рождества у меня было четыре запечатанных бутылки спиртного. С большой вероятностью, четыре других таких бутылки нельзя было найти на всем Острове.

— Наверно, — сказал я матери, — лучше мне будет пойти поискать барана — не знаю, сколько уж их там осталось.

— Не ходи, — сказала она. — Оставь это нашему Диармаду Ветрогону. Тут-то мы и узнаем, может ли он делом подтвердить свою болтовню. Если он забьет того большого барана, его хватит на две семьи. Только, боюсь, он больше наболтает.