Островитянин

День Рождества

В день Рождества люди, по моему мнению, воспринимали мессу с гораздо большим интересом, чем в любой другой. Однако на это Рождество день выдался слишком пасмурным и ветреным. Когда случалась такая погода, всей общиной устраивали игру и вся деревня принимала участие в этом матче.

Выбирали двоих с каждой стороны — так сказать, капитанами. Потом капитаны набирали людей себе в команду — до тех пор пока все мужчины не расходились по разным сторонам пляжа.

В то время мы играли клюшками и большими мячами[87]. Встреча проходила на Белом пляже, все игроки — без носков и ботинок. Если мяч улетал в море, кому-нибудь приходилось залезать за ним по шею в воду. За двенадцать дней рождественских праздников ни один мужчина на Острове не мог выгнать корову в холмы — так у него болела спина и ломило кости. У двоих от такой игры почернели ноги, в синяках все, а еще один хромал целый месяц.

В этот день Диармад и Томас, двое моих дядей, играли друг против друга, каждый в своей команде. На стороне Диармада играл я сам, и мне там очень нравилось. Потому что, если б мне выпало играть против него, я никогда бы не смог показать и половину из того, на что был способен, даже близко. В тот раз мы выиграли три игры, одну за другой. Обе команды из кожи вон лезли, стараясь выиграть хотя бы еще одну игру до конца дня. Но нашим противникам не удалось победить — ни разу. Когда мы отправились домой, Диармад сказал:

— Стыдно мне за вас. Мы же не дали вам выиграть ни разу с самого утра.

Когда Диармад произнес эту фразу, его брат Томас шел по дороге прямо впереди него. Он развернулся, взмахнул ладонью — и огрел Диармада по уху. От этого удара дядя кубарем скатился вниз, на песок, где едва не остался лежать хладным трупом.

— Конечно, старый черт, ты-то для этого ничего не сделал, — сказал Томас.

Я сам находился рядом с дядей, когда он упал, но высота падения была небольшой, всего в рост нескольких мужчин. Удар вышел не слишком крепким, вот только место, куда он упал, было очень неудачное. От этого удара Диармад лишился дара речи и прошел примерно час, прежде чем он смог сказать хоть слово. Все, кто был в ту минуту на пляже, собрались вокруг него. Все — кроме его обидчика, и он-то как раз уже успел уйти домой, не оставив после себя ничего доброго, одни только последствия своего дурного поведения.

Нападение на Диармада очень меня расстроило, потому что я больше ценил пыль с его ног, чем голову того, кто с ним так поступил. Вскоре голос Диармада окреп, но даже если и так, дядя еще не совсем оправился. Первое, что он сказал, было:

— Клянусь своей душой и телом, моему брату понадобится священник, потому что я его прикончу.

Диармада поставили на ноги, и вскоре он пришел в себя, если не считать нескольких хороших царапин на лбу. Мы отправились домой, но еле сумели дойти.

За все двенадцать рождественских дней никто на Бласкете так и не занялся никакой работой или делом. Все отдыхали после игр, которые провели за это время.

Первый день нового года

После больших игр накануне Рождества никто не занимался никакими делами. Каждый порядочно хромал из-за боли в ногах и костях. Но у нас была целая неделя, чтобы спокойно отдохнуть, как раз до первого дня нового года. За это время любой, кто разбил свою клюшку, старался сделать себе новую. Клюшки, которыми мы играли на пляже, в основном прибыли к нам из прихода Фюнтра. Славные клюшки из дрока, с загнутым концом — утесник был податливый, такими удобно играть на песке. Мяч делали из тряпок и прошивали пеньковым шпагатом. Если такой мяч попадал игроку по лодыжке, ударом его могло отбросить на приличное расстояние и опрокинуть на спину, и, скорее всего, до конца дня человек уже не мог той ногой ступать.

Хотя я был хорошим игроком, но с клюшкой обращался довольно неловко. В этот раз я играл на фланге. Приложился к мячу со всей силы — и на пути у него встал не кто иной, как дядя Томас. И надо же было мячу ударить его как раз в коленную чашечку — и выбить ее!

— Отлично, молодец! — закричал Диармад — вот что я услыхал первым делом. Но прозвучали его слова так громко, что, казалось, долетели аж до самого дома.

Все, кто был на пляже, собрались вокруг «покойника» — потому что от того, кто настолько охромел, пользы было как от мертвеца. Его брат подумал, что с Томасом все не так уж плохо, но он и вправду был серьезно ранен. И когда Диармад увидел, что дело гораздо хуже, чем казалось поначалу, все его шутки и прибаутки прекратились. Пришлось просить людей помочь отвести Томаса домой, и Диармад прекрасно понимал, что́ происходит.

Доставив Томаса домой, мы снова поспешили на пляж. Это был первый день нового года, но мне он показался вообще одним из худших дней. Звезды едва появились в вышине, когда мы возвращались домой, измученные, побитые, усталые.

Когда я шел к себе, на тропинке за мной оказался сам Диармад, и после всего, что случилось в этот день, на него вряд ли кто-нибудь поставил бы и два пенса. Я подождал, пока он меня нагонит.

— У меня тут к тебе еще небольшое дело, — сказал я ему.