Островитянин

Ну так вот. Пади странствовал с места на место. Сначала уехал из Дангян-И-Хуше, потом перебрался на Бласкет и нигде не хотел поселяться надолго, пока не добрался до нашего старого дома. Мне были хорошо известны его характер и привычки, поэтому я все знал заранее, но пусть даже и так — что я мог поделать? Не мог же я просто взять и выставить единственного брата, едва тот вернулся из Нового Света. Ему стоило больших усилий сохранять здравый рассудок, но даже если и это вменить ему в вину, он все равно никогда не жил за счет других, потому что был лучший работник из всех, каких только можно найти. Ну и потом, где найдешь мудреца без недостатков?

Да. Все это время вокруг Бласкета шел отличный лов и макрели, и омаров. Спрос на них был очень высокий, и как только я понял, что Пади собирается осесть у меня, подумал, что лучше будет попытаться что-нибудь придумать, чтоб получить от него какую-то пользу. Первым делом я предложил ему вынуть часть моего старого нэвога — так, чтобы нам вдвоем было удобнее носить его туда-сюда. В то время большинство нэвогов, которые использовали для лова омаров, были рассчитаны на двоих. У нас было двадцать ловушек в маленьком нэвоге, и на сердце у тебя, читатель, наверняка бы потеплело, если б ты увидел, как дружно мы в нем сражались с морем. И скажу тебе, что с рыбалкой мы справлялись, хотя и старались не отплывать далеко от дома. Обычно мы уходили только до Бегниша, и этого хватало, чтобы обеспечить себя в достатке утренней, дневной и вечерней пищей — и в море, и на суше (вот так мы называли в то время завтрак, обед и ужин).

Были и другие нэвоги, которые ходили в дальние плавания и добирались до таких отдаленных от дома мест, как Тиарахт, остров Северный, остров Жернов, остров Вик-Ивлин (это всё Малые Бласкеты). Отправляясь в такой дальний путь, приходилось брать с собой еду на день и оставаться в море от темна до темна, так что к концу каждого дня они порядком уставали. На этих островах омар водился в изобилии, и ближе к дому такого было не найти, но конечно, тому, кто рыбачил поблизости, тоже удавалось с ними соревноваться, потому что получалось чаще ставить и проверять ловушки.

Мы выручили много фунтов за все, что продали судам, ходившим по Пути у Большого Бласкета с севера на юг и с юга на север. У них были надутые белые паруса, которые наполнялись без малейшего дуновения ветра. Мы часто ели ужин вмести с их командами, дарили им крабов и прочую рыбу, в благодарность от них получая табак и другие вещи, например, стаканчик виски. И очень часто мне доставались два стакана, потому что Пади больше не пил ни капли с тех пор, как приехал из Америки и к нему вернулся здравый смысл.

В один прекрасный день небольшой, но изящный пароход шел перед нами по проливу с юга. Он тянул за собой другой корабль, где был всего один набор парусов, зато всех цветов радуги. На паруснике было полным-полно народу, а что касается платья и лент, все смотрелись один изысканней другого. Эти небольшие красивые корабли шли неторопливым ходом — и не без причины: люди хотели насладиться видом на Бласкеты, поскольку никогда прежде не проходили через пролив. Случилось так, что в этот самый момент я вытягивал ловушку прямо рядом с ними, и в ней оказались синий омар и морской рак. Когда корабли плыли мимо нас, направляясь на север, я взял рака в одну руку и омара в другую. И только я это сделал, как все на кораблях — и мужчины, и женщины — подняли руки и начали махать нам. Они остановились неподалеку от берега и подождали, пока мы их нагоним.

Еще никогда так не приветствовали старых рыбаков. Но и наша лодочка была не пустая: в ней нашлась дюжина омаров, две дюжины крабов и три дюжины всякой прочей рыбы. Благородным господам было все равно, как выглядим мы сами и наш нэвог, но зато им было очень интересно все, что у нас на борту.

До тех пор пока мы не обнаружили эти великолепные корабли, я думал, что все мои путешествия в этой жизни никогда не заведут меня дальше Лимерика. Что касается Янки, не думаю, что ему было хоть сколько-нибудь интересно, потому что он-то в своей жизни повидал немало разных мест. Хотя потом он часто говорил мне, что никогда, ни на море, ни на суше, ни здесь, ни там, не видывал зрелища красивей. (Ну, довольно с меня, пожалуй, этой болтовни, а то мне придется слишком много писать, чтобы пересказать все, что он там мне про это наговорил).

Один из чужаков спустил ведро, чтобы поднять себе омара. Взглянув на ведро, я подумал, что никогда не положил бы в такое омара, разве что ценою в пять фунтов — настолько оно было гладкое и блестящее. Вскоре он опять спустил вниз то же самое ведро, чтобы взять краба. И еще раз, чтобы набрать какой-то грязной, уже подгнившей рыбы, которая лежала на дне нэвога.