Перед самым постом тянулись палатки со съестным и запчастями. Последняя из построек находилась уже довольно близко к нему. Я демонстративно припарковал машину в виду поста, чтобы мент как следует рассмотрел номера, и, пискнув сигнализацией, мы отправились в палатку. Собственно, там мне ничего и не требовалось, но чтоб не шататься просто так, прикупили большой пузырь колы, каких-то сушек и сигареты. На улице покурили, закинули в машину покупки и неспешно вырулили со стоянки. Мент со скучающим видом проводил нас глазами, что от него, собственно, и требовалось.
С облегчением выдохнув, мы забрались на холм и зарулили к харчевне. Теперь можно было спокойно перекусить и продолжить рейс.
В этих местах мне почему-то всегда спокойно. Где-то через час, после поворота на Кунгур, поток машин поредел, и мы прибавили ход.
– Опять в Кунгур не заскочили, – привычно констатирую я.
– Обстоятельства так сложились, – пожимает плечами Автолыч.
– Они у нас всегда, – вздыхаю я.
Все время хочу заехать посмотреть ледяную пещеру, но каждый раз откладываю визит.
– Да заедем как-нибудь. Хочешь, на обратном пути заскочим? – предлагает напарник.
– Давай на обратном. Но обязательно! – соглашаюсь я.
Мы не заедем – гарантирую. Так получается, что обратно каждый раз возвращаемся на полном нуле. В смысле, ни сил, ни денег – всего в обрез. Но посмотреть все время хочется. И даже не потому, что одолевает жажда любования красотами природы. Просто сколько себя помню, на стене моей комнаты висел симпатичный вымпел, на котором улыбалась тетенька в белом с голубым сарафане и в каком-то снежинчатом кокошнике. И надпись: «Кунгур». Я даже находил город на карте и сравнивал расстояние до него и до дачи. Получалось, что он расположен чуть не на краю земли. А однажды я смотрел передачу по телеку, где рассказывали про кунгурскую ледяную пещеру. Тогда черно-белая картинка расцвечивалась исключительно моим воображением, и такой она казалась привлекательной, пещера эта. И вот с той поры я всегда хотел убедиться, насколько мое видение пещеры совпадало с телевизионным. Или в том, что мои восторги были напрасными. И теперь каждый раз старательно проезжаю мимо ответа на эту загадку.
Больше всего я эту трассу люблю проходить зимой. Суровые горы дремлют под снегом, густые леса. Почему-то именно здесь вспоминаются сказы Бажова. Это же очевидно любому, кто здесь побывал. Хозяйка Медной горы просто обязана обитать где-то тут.
Эх, какая же шикарная была у нас книга: «Малахитовая шкатулка». Иллюстрации переложены папиросной бумагой, суперобложка, картонный чехол… И сказы, и Тиля и многотомные собрания сочинений пожар когда-то сожрал и не подавился. Все теперь только в памяти и осталось.
Суксун проходим по объездной. Куда быстрее – через поселок, но нам выбирать не приходится. Без документов в крупные населенные пункты соваться не стоит. А то одолеет праздное любопытство какого-нибудь ретивого мента, и приплыли.
До границы края долетаем без приключений. Все, дальше Свердловская область. Тут уж не ошибешься, что она самая и есть. Бетонка злобно лупит по подвеске многочисленными ямами, которые объезжать себе дороже выйдет. И переползать нельзя – сутки кандыбачить придется.
Стиральная доска сменяется бомбовыми воронками. Впрочем, изредка под колесами вдруг оказывается чудом сохранившийся асфальт, и тогда несколько километров удается пролететь. Рывок – тошниловка, рывок – тошниловка… Если бы не лед в рытвинах, то совсем край. Летом, видимо, придется-таки идти через Сим. Тут и КАМАЗ легко диск грохнет, что уж тут говорить про жигуленок. Интересно, кто тут за дороги-то отвечает? По идее – Эдик Россель. Но вряд ли он сюда заглядывает, его, похоже, только на войну с Чернецким хватает.
Попадаю в очередную рытвину и матерюсь. Долго, от души выплескивая весь накопившийся негатив. Потом перевожу дух и поясняю, чтоб Автолыч не принял что-то из сказанного на свой счет:
– Гребаный бандюган, мог бы и поработать.
– Ты про кого? – любопытствует напарник.
– Про Росселя, конечно.
– Ясно, – произносит он и с безразличным видом закуривает.
По-видимому, в силу возраста Автолыч не видит причин творящихся вокруг бедствий в политиках. Он большую часть времени прожил при коммунистах, совковую номенклатуру воспринимал как вечное и неизбежное зло. Если дорога плохая, то это значит, что просто-напросто не поступила команда из Москвы на ремонт. А уж кто ее исполнит на местах, председатель исполкома ли тогда, губернатор ли теперь – без разницы. У меня несколько иное видение, и политик меня раздражает как вполне конкретный бездарный хозяйственник. Сказывается возрастная разница. Почти два десятка лет, как-никак.