Островок Вневременье

Удача мне улыбнулась в женском туалете третьего этажа. Случайность помогла. Когда шел мимо, оттуда выплыла суровая дама. Захлопнула дверь, скользнула по мне рыбьим взглядом и исчезла в кабинете. Сколь ни короток оказался миг ее выхода, я зацепил краем глаза искомый объект и замедлил ход. Постоял секунду, огляделся, а затем единым стремительным броском завершил поисковую экспедицию. Сжимая в руках трофей, я с нырнул в лифт. Сердце бешено стучало, адреналин затопил тело до скальпа. Охота на льва или ограбление банка вряд ли волнуют сильнее.

Лифт остановился на нужном этаже. Прежде чем выйти, я огляделся, чтобы ненароком не угодить в лапы разъяренной уборщицы, а затем проскользнул по коридору в зал.

– Нашел-таки! – я продемонстрировал швабру Автолычу.

Мы перекурили это дело. Когда адреналин схлынул и эйфория от удачной охоты отошла на задний план, я принялся мести пол. В пустом помещении с мусором покончить – дело не хлопотное. Очень скоро мы принялись красить пол. Дело не то чтоб увлекательное, но медитативное. Возишь сосредоточенно валиком, размазываешь краску, а сам размышляешь о вечности, ибо серые они обе – и краска, и вечность.

Отстрелялись мы за пару часов. Ушла почти вся краска. Мы выставили пластиковые ведра в коридор – если кто захочет приватизировать, то мы ничего не имеем против. Оставили одно – под отходы. Для монтажа у нас имелось старое испытанное ведро, и менять его – плохая примета. Короче, убрали весь лишний мусор.

Кстати, о мусоре. Помню, немцы нас очень конкретно приучали не только работать хорошо и правильным инструментом, но и убирать за собой. Это я помню по газпромовской стройке одной. Работаем, курим, швыряем окурки, бумажки конфетные, упаковочные материалы от запчастей, пустые бутылки из-под воды… В общем, все идет так, как принято на советских/российских стройплощадках от века. Наш немец Эрнст Краузе, подпольная кличка Кальтенбруннер, покуда шла работа не обращал на такие дела никакого внимания. А вот когда она закончилась, он спокойно приказал собрать весь мусор. Все, до последней спички подобрать на метр вокруг чиллеров. А за пару недель нашей деятельности там слой нарос – на добрых пару мешков. Против начальства, особенно забугорного, не попрешь: пришлось убирать. Заниматься такой фигней – нож острый, особенно наломавшись за день. Зато с тех пор все усекли, что лучше сразу аккуратно убирать за собой, чтоб не корячится потом. В последствии, уже в других местах, Эрнст, едва увидит брошенный окурок или бумажку какую, рявкал:

– Газпром! – и словно хлыстом по хребту оглаживал, аж мурашки пробегали. Сразу включался в башке режим соблюдения чистоты и сохранялся до конца работы.

Интересный дядька. Говорил, что русских любит, вот только не уточнял под каким соусом. А у нас с ним так и вообще не заладились отношения. Особенно когда я его носом тыкал в ошибки. Он программы для контроллеров писал, но они все время какие-то тяжеловатые у него выходили, переусложненные. От того ошибок много ляпалось. Критику он вроде бы спокойно принимал и даже благодарил, но огонек злости нет-нет да и вспыхивал в глазах. Иногда даже страшно становилось. Короче, Кальтенбруннер он и есть.

Все ж-таки тяжело без отдельного помещения, особенно на нулевом цикле. Переодеться оказаться негде. Пришлось как-то втиснуться между ящиками, чтоб не пугать цветочками на трусах проходящих по коридору тетенек-служащих. Ну или, может быть, не соблазнять. Кто их тут разберет. А если серьезно, то стеснительность моя отрабатывала на всю катушку. Автолычу было настолько безразлично, что он спокойненько сложил в пакет свою робу, прежде чем начать одеваться.

Краске сохнуть примерно сутки. То есть, продолжить работу получится не раньше послезавтра. Да еще на сегодня полдня где-то осталось. Я всерьез принялся раздумывать на тему смотаться в пригород к Насте. И даже не потому, что соскучился, а очень не хотелось почти два дня встречаться с нашим гепеушнутым соседом. У меня на него ярко выраженная аллергическая реакция: ничего не лезет в горло и чесотка, словно не слишком приличные вошки по всему телу ползают.

Едва помянул этих миниатюрных представителей фауны, как до невозможности противно стало, бо ассоциации неприятные. Помню, от общих мыльно-рыльных принадлежностей в бане учебки вся рота таких «шестивесельных шлюпок» понахваталась. Терлись потом специальным вонючим мылом неделю.