— То есть, твоя рука только что не водила по члену, пока ты пялился на снимок моей жены?
Игараси бросил взгляд на фотографию — слава всем Богам, весьма приличную, потому что в противном случае он бы точно не смог себя контролировать: Наоми сидела на диване, с радостным выражением лица держа в руках какую-то страшненькую и неказистую вазу, похожую на ночной горшок.
— Бывшей жены, — прохрипел Мамору.
Арен перевел на него удивленный взгляд, поражаясь тому, как у этого слизня хватило смелости спорить с ним, а Мамору, приободрившись, продолжил:
— Ты ее никогда не заслуживал. Ты и пальца ее не стоишь…
Игараси с нескрываемым наслаждением впечатал кулак второй руки в его нос, слыша хруст, который отозвался в теле приятным азартом от предстоящей драки. Мамору заскулил, извиваясь, как червяк — разжав пальцы, Арен с удовлетворением наблюдал, как он сложился пополам, прижимая ладонь к лицу.
— Наверное, ее пальца стоишь ты? — с весельем уточнил Арен, разминая пальцы и предвкушая быстрое снятие стресса.
Хорошая драка — вот, что ему нужно, чтобы выкинуть Наоми из своей головы. Почувствовать, как напевно стонут кости под его руками, как содрогается плоть от стремительных, сильных ударов; как пот стекает по лицу, а глаза застилает кровавая пелена.
Но Мамору все испортил.
— Пожалуйста, не надо, — прорыдал он, опускаясь на пол и пачкая его кровью. — Не надо меня бить…
— У вас с ней что-то было? — спросил Арен. И разозлился — его вообще не должно это волновать.
— Конечно, нет, — вскинулся Мамору. И с отвращением добавил: — Она постоянно говорила о тебе… Как помешанная.
— Это называется любовь, придурок, — Арен пнул его по ребрам носком ботинка — слабо, но Мамору истошно взвыл.
Игараси равнодушно смотрел на скорчившегося у его ног мужчину — такого даже бить как-то… Противно.
Дождавшись, пока Мамору прекратит подвывать, он присел на корточки и достал из кармана камень, практически ткнув им в лицо лежащему:
— Узнаешь?
Всхлипывания прекратились. В глазах Мамору появился фанатичный блеск, который Арен нередко видел у Наоми, когда та находила очередное ископаемое эпохи палеолита и подпрыгивала на месте от нетерпения, желая поскорее посмотреть на «
— Это оберег, — прошептал Мамору. — Очень мощный.
— Без мистических штучек, — оборвал его Арен. — Ты отдал его Наоми?
— Продал, — поправил Мамору, осторожно поднимаясь и с опаской поглядывая на Игараси. — Он стоит очень дорого. Дело не только в том, что оберег весьма древний — для его изготовления использовался редкий, нетипичный для тех времен минерал. Это уникальная вещь, ценность которой…
— Ближе к делу, — одернул чересчур увлекшегося фанатика Игараси. — Ты продал его Наоми. Где она взяла деньги?
— Обменяла оберег на большую часть своей коллекции, — признался Мамору.
— Я отговаривал ее, но она уперлась. Наоми такая… Упрямая, — на губах Мамору появилась мечтательная улыбка, а в глазах — плотоядность.
— Я тебе все зубы выбью, — ласково пообещал Аре, — если еще раз увижу это выражение на твоем лице, когда ты говоришь о моей жене. Зачем ей понадобился оберег? От кого она хотела защититься?
— Это не для нее, — возмущенно запыхтел Мамору. — Этот оберег предназначался для тебя. Судя по вопросам, Наоми собиралась преподнести его тебе, и, раз уж ты держишь его в руках, ей это удалось.
— Почему мне? Я не нуждаюсь в защите, тем более такой.
— Это ты так думаешь, а Наоми считала иначе. Она была обеспокоена чем-то, нервничала, но ничего мне не рассказала. Только потребовала оберег, я сбросил цену, — смущенно пояснил Мамору, — как другу.
Арен хмыкнул.
— То-то же у тебя их нет.
— Я люблю ее, — вдруг произнес Мамору жалким тоном. — А ты — нет. Зачем издеваешься над ней?
Из груди Игараси вырвался вздох раздражения — кто еще над кем издевается; в искусстве мотать нервы Наоми не было равных — даже ее отсутствие приносило ему кучу проблем.
— Мамору, — голос Игараси стал ниже, превратившись в угрожающий. — Наоми всегда знала о твоих чувствах. То, что она на них не ответила — только ее решение.
— Неправда, — бросил на него обиженный взгляд Мамору. — Это ты не давал ей свободы!
Арен покачал головой.
— Я ее никогда ни в чем не ограничивал.
И, возможно, это было самой большой его ошибкой. Следовало запереть Наоми дома, в четырех стенах. Сейчас, оглядываясь на прошлое, Арен жалел, что впервые поддался такой слабости — слишком глубоко впустил ее в себя, а она ушла, напоследок пройдясь каблуками по его сердцу.
Просто ради нее… Ему хотелось стать лучше.
Дождь снаружи усилился, превратившись в самый настоящий ливень — Арен промок до нитки, как только ступил за порог, но не спешил бежать к машине. Подставив лицо освежающе холодным струям, он смотрел в небо, затянутое темно-серым — и вспоминал.