Острый угол

Когда уже писать свое невмочь
И понимать чужое невозможно,
Когда постыло всё,
Когда тревожно
В окно всю ночь
Глядит немая ночь,
И падает звезда на подоконник —
Беззвучная! —
И трепетом лучей
Касается слепых моих очей,
Я понимаю с горечью и болью,
Что мне в стихах спасенья не найти,
И не суметь мне вырваться из плена.
И дышит ночь предчувствием измены
Моей стихам…

Панюшовские талы

Наполню патронташ и тихим утром ранним
Сойду с крыльца, калитку притворю,
И с батиным ружьем
Как в детстве давнем, давнем
Пойду встречать сентябрьскую зарю.

Почувствую в ладони сталь ствола

И тяжесть емкую латунного патрона,
Услышу, как хрипит в осиннике ворона,
За спину заправляя два крыла.

Увижу глаз, наполненный сомненьем,

И подниму стволы,
И опущу стволы
Согласно с собственным сердцебиеньем…
И вдруг увижу – выросли талы!

Те самые, что вырублены были!..

Рубили мы, а наши мамы жгли…
Видать, живучи корневые жилы.
Иначе б возродиться не могли.

Мы их рубили так! Мы их с землей месили.

Травой топили, а талы – дрова!
Не будь в сорок втором в моей стране России
Таких талов – не выжила б Москва.

И, вишь ты, отросли. Стоят среди околков

В колючей ежевике, во хмелю…
Зачем я здесь с отцовскою двустволкой,
Кого убить хочу в родном краю!

Неужто для того они меня спасали

В тот черный год,
Чтоб через двадцать лет
Я встретил их бездушными глазами
И выкрасил живое в мертвый цвет!

Нет, милый край!

Прими мое волненье,
Ничем не омрачу свиданье это я,
Что светится как тайное мгновенье
Прекрасного земного бытия.

Вечер в Панюшовском Кругу

Пьет воду утка в сонных тростниках.
Талы оплетены пахучим хмелем.
Алей глубок,
И где-то за Алеем
Ночные тени прячутся в стогах.

Лежит звезда на зеркале холодном,

Костра дымок свивается в круги
И тополя веселым хороводом
Танцуют над обрывом у реки…

Чайка

О гранит о причальный
Длинных волн молотьба…
Окольцованность чайки —
Это тоже судьба!

Сумасшедшая свежесть

И простор без конца,
И тревожная тяжесть
Номерного кольца.

Но летает, летает,

Волны крыльями бьет,
И не помнит, не знает,
Как однажды ее

Кольцевали средь крику

Много весен назад…
И захлопнули книгу,
И, не глядя, следят,

Чтобы в августе, в марте

По письму, по кольцу
Путь отметить на карте
От начала к концу.

Рядом с линией этой

Тонкой птичьей судьбы
Ни счастливых пометок,
Ни ружейной пальбы.

Море