Остзейские немцы в Санкт-Петербурге. Российская империя между Шлезвигом и Гольштейном. 1710–1918

Здание Александрийского женского приюта. Июль 2010 г. Фото автора.

В 1990-е годы был распространен выезд за границу гувернантками – под предлогом изучения языка. Кажется, назывались они тогда уже о-пэр (au-pair). Целый бизнес на этом построили – девушек вывозили английский язык изучать и подрабатывать бэби-ситтерами. Нет ничего нового под луной. Немало детей Петербурга выросло на руках таких вот чухонских нянек, или «бонн». «Рано утром бонна должна прибрать комнаты и одеть детей. Хозяйка идет сама с ними гулять, а бонне дает поручения. Когда дети возвращаются, бонна должна с ними играть и работу выполнять… Рабочий день с семи до девяти. Еда скудная, досыта не наешься, воздухом свежим подышать тоже не получается. Бонна по вечерам не имеет права из дому отлучиться без разрешения… У образованных девушек, которые занимаются воспитанием детей, жилищные условия получше. Их считают членами семьи. Зарплата 15—18 рублей в месяц». Второй по популярности была работа швеи. Швея зарабатывала 60 копеек в день. Рабочий день – с девяти до девяти, то есть короче, чем у няньки. К тому же вечером швея – свободна и по выходным сама себе хозяйка[137]. Это кому посчастливилось. Были такие, кому не посчастливилось.

Газеты того времени сокрушались, что в Петербурге тысячи эстонских публичных женщин[138] – явное преувеличение в духе революционной пропаганды. Но дыма без огня не бывает. Известно, что сюжет романа Л. Толстого «Воскресение» навеян рассказом адвоката Ф. Кони о судьбе проститутки с Сенной. «Розалия Онни… была чухонка-проститутка, судившаяся с присяжными за кражу у пьяного „гостя" ста рублей, спрятанных затем ее хозяйкой – вдовой майора, содержавшей дом терпимости самого низшего разбора в переулке возле Сенной, где сеанс животной любви оценивался чуть ли не в пятьдесят копеек…»[139]. С 1862 года боролись просвященные эстляндцы в Петербурге против проституции. Графиня Ламберт (урожденная Канкрина) открыла первый приют для таких женщин, которые пожелали бы встать на путь исправления. В приютах их обучали грамоте, Закону Божьему, швейному делу. Приют для эстонок-проституток существовал при Яновской церкви. Из-за него пастора Корнелия Лаланда в конце концов и выгнали земляки. Дали ему предписание выехать из приходского дома вместе с его «бабьем» в шестидневный срок. Не поняли его благородства. К 1900 году по инициативе нового пастора Яновской церкви Конрада Фрейфельдта построен образцовый приют на Васильевском острове («Александрийский приют – родовспомогательный дом для лютеранок», позднее роддом имени Видемана, В. О., Большой пр., 49—51).

Эстонская диаспора первоначально группировалась вокруг лютеранской церкви Св. Яана. Многие эстонцы в Петербурге были германизированы настолько, что с трудом понимали по-эстонски. Немецкий язык считался языком, достойным общения образованных людей. В романах классика эстонской литературы Эдуарда Вильде, действие которых происходит в эстонской среде Петербурга, герои нередко переходят на немецкий, чтобы подчеркнуть свою принадлежность к состоятельному, образованному сословию. В 1880-х годах этническая революция в Эстляндии, вызванная реформами Александра III, докатилась обратными волнами до эстонской диаспоры в Петербурге. Стало модным говорить на родном языке.

В Петербург переехал активист эстонского движения в Эстляндии пастор Я. Хурт – бароны вытеснили. Он перенес на петербургскую почву идеалы эстонского национального возрождения, центральным элементом среди которых было полноценное среднее образование на родном языке. Он создал общество по сбору средств на эстонскую гимназию. К 1907 году общество превратилось в крупнейшее объединение эстонских мигрантов в Петербурге. Общество содержало несколько начальных школ в городе. По замыслу они предназначались для эстонских детей, сохранения эстонского языка среди детей мигрантов, распространения эстонской культуры. Фактически это были платные школы на русском языке, где эстонский язык преподавался дополнительно вместе с немецким. Стоимость обучения составляла для членов общества – 15 руб. в год за одного ребенка, 25 – за двух, 35 – за трех. Не состоявшие в обществе должны были платить за своих детей 20, 35 и 50 рублей соответственно. Количество учеников неуклонно росло. В 1914—1915 году в школах общества обучалось 616 детей: 336 мальчиков и 280 девочек, из которых только 325 были эстонцы, 232 – русские. Видимо, хорошо поставлен был педагогический процесс. Центральной являлась школа № 1, по адресу Ушаковская ул., 12. Ныне Ушаковская вошла в состав улицы Зои Космодемьянской.

Господский дом мызы Загниц (эст. Сангасте). Фото автора.