Освободитель

– Без всяких «но»! – ещё громче и безапелляционней заявил я, – Оскорбление, нанесённое моему вассалу, карается смертью! И после того, как я убью барона, хотел бы увидеть и графа. Но уже не валяющимся по паркету, а стоящим передо мной с клинком в руке! Понял? Иди и передай!

Я величественно махнул рукой, с зажатой в ней трубкой, и растерянный долговязый хлыщ побрёл обратно под хохот и насмешки дворян. Я бросил взгляд на графа и его свиту, и увидел, что Эрнольд пунцовый до такой степени, что ещё чуть, и кровь из пор начнёт сочиться. Да и барон, обескураженный моим поведением и громкими высказываниями, выглядел уже не таким уверенным. Я докурил, выбил трубку, спрятал её в мешочек, и передал мешочек Ягу. Потом подмигнул Арону и сказал:

– Граф, объявляйте начало, а то прохладно по утрам. Я уже малость продрог!

Молодые дворяне, стоявшие в первых рядах, блестели глазами и свистящим шёпотом передавали мои фразы дальше в толпу. Эх, чувствую, если всё нормально закончится, появится у местной молодёжи дурная привычка к дуэлям и браваде. Не понимают ведь дурачки, что это ход психологический, а не пофигизм…

Глава 19

Барон накручивал себя, разъярял. Стелющейся походкой двинулся в центр площадки, вертя клинок в правой руке. Я же свой клинок положил небрежно на плечо, будто посох какой-нибудь или коромысло. И шёл неторопливой, расхлябанной походкой навстречу. Ритейр занервничал. Задёргался. Когда до барона осталось шага три, он резко припал на правую ногу и выкинул руку с клинком в мою сторону. И тут я среагировал. Всё это время я ждал движение барона, глядя так, как учили на боксе – не на руки или ноги, а в глаза противника. И, почуяв движение дуэлянта, отпрыгнул вправо, одновременно рубя мечом с плеча, по удобной траектории. Провалившийся барон увидел моё движение, и даже пытался развернуться, но оказалось слишком поздно. Мой клинок со всего размаху врубился в бычью шею противника, и прошёл вперёд, перерубая кости и жилы. Голова Ритейра взлетела над телом, упала на площадку и покатилась, будто мяч. А тело шагнуло вперёд два шага. Рухнуло, и заскребло руками и ногами в последней агонии. Воцарилась гробовая тишина, в которой особо отчётливо были слышны скребущие по земле конечности покойного. Даже маг с лечебным амулетом беспомощно смотрел на поверженного – отрубленную голову никаким амулетом назад не прилепить.

А я, взмахнув клинком, довольно заметил:

– Арон, передайте вашему папе огромную благодарность! Клинок, подаренный им, действительно великолепен!

И тут толпа разразилась восторженными криками. И я дворян понимал: такое даже в цирке вряд ли увидишь. Честно говоря, сам не ожидал подобной развязки. Думал рубануть барона, и ранить. На крайний случай, хотя б поцарапать сильно. А чтобы так… Но, этого знать никому не обязательно. Пусть считают, что так и задумано.

– Поединок закончен победой герцога Белогора! – заорал Арон.

А я поднял руки, призывая всех успокоиться, и зашагал к графу Вотикусу. Дворяне, поняв, что намечается нечто из ряда вон, быстро умолкли, и над импровизированным ристалищем вновь сгустилась тишина. Такая, что хоть клинком режь. Клинок я, кстати, опять небрежно закинул на плечо. Граф Вотикус, стоявший в первом ряду был бледен. Только губы посинели. Честно говоря, такое зрелище даже меня бы впечатлило.

– Граф, – я остановился перед побледневшим дворянином шагах в трёх: – За оскорбление, нанесённое моему вассалу, я вызываю вас на дуэль!

Глядя, как сглотнул граф, я добавил небрежно:

– Выбор оружия оставляю за вами, мне всё равно, чем вас убивать!

Эрнольд переступил с ноги на ногу, и промямлил:

– Герцог, я признаю, что был неправ, и готов принести вам свои извинения.

– Мне? – делано удивился я, – Вы не меня оскорбляли, а шевалье Торре Милтона.

– Да-да, – закивал Вотикус, глянул на голову своего вассала и быстро отвёл взгляд: – Готов принести извинения вам и шевалье Милтону.

– Торре, иди сюда, – позвал я своего начальника Тайной службы. Торре подошёл и стал рядом, ухмыляющийся и довольный.

– Шевалье Милтон, и вы, герцог Белогор, позвольте принести вам самые искренние извинения! – граф не без изящества поклонился. Мы с Торре тоже ответили поклонами, и дворяне бурно зааплодировали.

Когда мы шли к дворцу, Торре спросил весело:

– Ну что, конфликт решён? Снимать слежку?

– Дурак, что ли? – даже остановился я. – Наоборот удвой её! Чтобы ни на минуту не упускали графа из виду! Уж теперь я точно уверен, что Эрнольд готовит какую-то пакость. Он не трус, и просто так от дуэли не отказался бы. Да и вообще – подлая душонка, если вместо себя вассала выставил.

Эльза с Айей встретили меня на пороге, и сразу же заставили лечь в ванну, а сами стали намыливать, чтобы, как они выразились «смыть усталость»! В общем, из наших покоев мы вышли только к обеду. И я сразу же рванул на плац, где тренировалась тысяча Милтона.

– Торре! – заорал я, подзывая своего начальника тайной службы, – Ты отобрал сотню лучших?

– Так точно, вашество! – гаркнул Милтон так, что у меня в ушах зазвенело.

Я поморщился и скомандовал:

– Строй чудо-богатырей!