Освободительный поход

Фактически первый же день войны обозначил то, о чем Инёню подозревал еще с того момента, как получил на руки текст советского ультиматума. Эта война была проиграна еще до ее начала и без посторонней поддержки – один на один турецкая армия не в состоянии противостоять советской военной мощи. Германский посол фон Папен, например, может только выразить Турции свои искренние сочувствие и соболезнования. Уже год вермахт, ранее непобедимый, идет от одного поражения к другому, и нынче он находится в таком плачевном состоянии, что русские смогли выделить достаточное количество ресурсов, чтобы попытаться, не прекращая войны с Германией, прибрать к рукам весь Ближний Восток с его нефтяными месторождениями и древними торговыми путями, до сих пор не утратившими своей значимости.

Для Турции же совсем неважно, сколько продлится эта война – неделю или несколько месяцев; в любом случае в конце ее ожидает полный разгром и уничтожение турецкого государства. Так, может быть, если итог уже налицо, не противиться неизбежному, а, покорившись обстоятельствам, сказать «Кисмет» и, раз уж Аллах так разгневался на турок на чрезмерное самомнение и хитропопость, сберегая жизни турецких солдат и гражданского населения, направить в Москву предложение о почетной капитуляции? Наверное, он так и сделает, а дальше все будет зависеть только от изворотливости турецких дипломатов, ибо военные ничего не смогли противопоставить яростному наступательному порыву Красной Армии.

* * *

5 января 1943 года, Утро. Восточный фронт, штаб армейской группы «фон Фитингоф» в Жодино.

Командующий ГА «Центр» генерал от инфантерии Готхард Хейнрици.

До нашего конца осталось немного. Остатки войск группы армий «Центр», от которых остался только обглоданный костяк армейской группы «фон Фитингоф» – около ста тысяч солдат и офицеров всех стран и народов, входящих в Великий германский рейх – стиснуты тугим кольцом окружения восточнее Минска. Тридцать километров в длину вдоль дороги от Смолевичей до Борисова и пять-шесть в ширину. И на этом пятачке, посреди стылой русской зимы, когда вороны замерзают на лету – сто тысяч человек без теплой одежды, продовольствия, медикаментов, связи с родиной и почти без боеприпасов. Когда-то я думал, что самый большой ужас мы, немцы, пережили год назад, когда такие же лютые морозы неожиданно накрыли нашу армию под Москвой. Но тогда у нас был тыл, откуда поступало хоть какое-то снабжение, функционировали госпитали и наши солдата не голодали. А это очень важно, чтобы на холоде солдат хотя бы не был голодным. Но самое главное, что тогда все – от генерала до последнего стрелка^[61] – верили, что наши трудности временны, что гений нашего фюрера и мужество германских солдат позволят преодолеть неудачи и победоносно закончить войну с Советами.

Сейчас этого ощущения нет и в помине. Теперь мы ощущаем только ужас перед разверзшейся пропастью. Впереди – обозленные донельзя русские, которые после Минской резни перестали брать в плен немецких солдат, позади – ужас нового, истинно арийского, сатанизма, в который нас вверг маленький смешной человек с усиками, отставной ефрейтор старой германской армии. А прямо здесь, среди нас – голод, холод, болезни и русские штурмовики, ходящие буквально по головам немецких солдат. Местного русского населения в занятых нашими войсками деревнях давно нет. Они или бежали, или были убиты – то есть принесены в жертву черными жрецами, как расово неполноценные. Из-за этих черных жрецов русские теперь воюют с нами не как с людьми, а как с инфекцией или нашествием вредителей, поразившим их землю.

В связи с отсутствием тут мирного населения любое строение может стать объектом атаки для русских штурмовиков, пилоты которых теперь не боятся попасть по своему гражданскому населению. Эти одномоторные русские «Железные Густавы» и двухмоторные американские «Мясорубки», пользующиеся тем, что боекомплект к нашим зенитным установкам исчерпан, очень метко запускают свои реактивные снаряды с адским студнем внутри и обстреливают цели из пушек и пулеметов. Впрочем, таким атакам подвергаются не только дома, где разместились наши солдаты, но также вырытые в земле блиндажи и землянки, которые легко обнаруживаются по дымкам, исходящим из труб многочисленных железных печек.