Освободительный поход

Ох уж эти последние часы перед наступающим Новым Годом… В мирные довоенные и особенно послевоенные годы в эти самые последние часы старого года советские люди лихорадочно метались по магазинам, кулинариям, гастрономам и универсамам, скупая все необходимое для праздничного стола. Обычно это были последние приготовления к тому моменту, когда все советские граждане, от мала до велика, под бой кремлевских курантов поднимут бокалы с шампанским за очередной новый год. Они верили в то, что с каждым таким новым годом жить становилось лучше, жить становилось веселее.

Так было и так еще будет; пока же воюющая страна с оптимизмом встречала грядущий сорок третий год, надеясь, что он станет годом окончательной победы на немецко-фашистскими захватчиками, тем более что сегодня в полдень, будто специально к празднику, по советскому радио прозвучала сводка Совинформбюро, в которой сообщалось о выходе частей «н-ского» механизированного корпуса особого назначения на северную окраину города Минска, а также об освобождении от захватчиков советских городов: Барановичи, Слоним, Лида, Слуцк и Бобруйск. Правда, кое о чем сводка умолчала, ибо то, что оккупанты творили в Минске в самый канун его освобождения, не укладывались ни в одну нормальную голову.

Совместная следственная группа НКВД и ЧГК^[44] только приступила к работе, но уже было ясно, что за полтора года оккупации от двухсот пятидесяти тысяч минчан в живых осталось не более ста тысяч, считая и тех, кто успел эвакуироваться или ушел в партизаны. Из ста тысяч евреев, согнанных в минское гетто из Минска и его окрестностей, а также завезенных из Европы, уцелели не более пяти тысяч. Горы трупов, в основном женщин и детей, на улицах белорусской столицы взывали к отмщению, поэтому бронедесантники мехкорпуса Лелюшенко, несмотря на крепкие нервы и привычку к реалиям войны, пленных в эту ночь старались не брать, не делая различия между карателями и «честными» солдатами вермахта и люфтваффе. Утром, когда взошло солнце, город был уже в советских руках, и только тогда стал понятен истинный масштаб величайшего злодеяния со времен резни армян и малоазийских греков в Османской империи и демократической Турецкой республике при Ататюрке^[45].

С сегодняшними посетителями Верховный Главнокомандующий собирался обсудить, помимо прочего, и произошедшее в Минске, но эта встреча планировалась уже давно, а еще двое суток назад никто и не догадывался, что гитлеровцы решатся на злодейство такого масштаба. Первоначально основной темой встречи советского Вождя с церковными иерархами были последние рабочие консультации перед созывом первого после Революции Архиерейского собора Русской православной церкви, перед которым стояла задача избрать Патриарха и образовать Священный Синод. В связи с минскими событиями состав участников расширился, ибо при обсуждении рабочих вопросов церковного строительства в СССР Сталин не нуждался в присутствии Берии, Антоновой и Османова, а вот обсуждение минской трагедии требовало гораздо более широкого круга участников.

Приглашенные расселись вдоль рабочего стола: архиереи с одной стороны, товарищи Берия и Карпов, а также консультанты из будущего, с другой. Последним на свое место сел мрачный на вид Сталин; он внимательно оглядел присутствующих и, снова поднявшись на ноги, произнес:

– Итак, товарищи, в первую очередь считаю необходимым встать и минутой молчания почтить память невинных жертв ужасной минской резни, устроенной вчера германскими нацистами. По имеющимся у нас сведениям, к моменту освобождения улицы города были буквально завалены мертвыми телами мирных советских граждан.

Услышав эти слова, присутствующие в кабинете тут же встали. По лицам их было видно, что, кроме Вождя, о произошедшем в Минске известно только Лаврентию Берия и консультантам из будущего (им это полагалось по должности и месту службы). Зато Карпов, которого прочили в кураторы Русской Православной церкви, а также все три митрополита были ошарашены словами Сталина – так же, как после официального объявления, сделанного голосом Левитана, будет ошарашена вся советская страна. Следующая минута прошла в молчании, только священнослужители, перебирая четки и беззвучно шевеля губами, молились за души погибших в результате злодеяния.

Когда минута истекла и все сели на места, Верховный огладил свои усы и хмуро произнес:

– Когда все это началось, наши войска находились от Минска на расстоянии одного суточного перехода. В результате экстраординарных мер нам удалось дезорганизовать действия врага, ускорить наступление и, досрочно освободив город, спасти значительную часть жителей Минска от истребления. Пусть те, кто это устроил, не надеются, что мы что-то забудем или что-то им простим. Надо будет – и под землей найдем, и на другом конце планеты достанем.