Освобождение

Под ее прозрачной кремовой блузкой проступают два затвердевших соска, наполняя мои мысли еще более яркими образами этих идеальных округлостей, которые так и просятся мне в ладонь. Быстрым движением языка Айви облизывает губы, от чего они становятся блестящими и будят во мне желание снова засосать их в рот. Когда я смотрю на нее, то перестаю быть отцом Дэймоном. Я — тридцатипятилетний мужчина, который почти десять лет лишал себя удовольствия. Удовольствия, которому до этого предавался с большой охотой.

— Я должна кое в чём признаться, святой отец.

— Простите, сейчас я не могу Вас выслушать, — я обхожу ее и направляюсь к двери. — Вы сможете исповедоваться мне завтра. В церкви.

— Я видела, что Вы сделали.

Уже взявшись за дверную ручку, я останавливаюсь. Меня прошибает ледяной холод, парализует мышцы.

— Что ты сказала?

— Той ночью. Я видела, что ты сделал.

Собравшись с силами, я разворачиваюсь к ней, и вижу, что, несмотря на ее гордо вздёрнутый подбородок, она дрожит.

— И что же, по-твоему, ты видела, Айви?

— Ты... ты сбросил труп. В отстойник, — теперь уже назад отступает она.

«Бл*дь».

Хуже совершенного мною греха лишь осознание того, что из всех людей на планете именно ей посчастливилось это увидеть.

Я медленно приближаюсь к ней, буравя ее взглядом в молчаливой угрозе. И, похоже, это работает, потому что как только ее спина упирается в стену, Айви отводит глаза.

— Ты уверена, что видела именно это?

Это говорю не я. Не отец Дэймон, а сын моего отца. Безжалостный ублюдок, который всегда подчищал за собой, или навлёк бы на себя его гнев. Я почти слышу, как он смеется, приговаривая, каким же я был идиотом, проявив такую небрежность, такую беспечность. Мне хочется послать его к черту, но он прав.

Что я наделал?

Айви по-прежнему не поднимает на меня взгляд, и так стискивает челюсть, что, когда я прижимаю ее к стене, мне хочется впиться в нее зубами.

— Я знаю, что видела. И не боюсь.

— А, по-моему, ты очень боишься. Я чувствую, как ты дрожишь.

— Это не от страха.

Черт бы ее побрал. Когда она устремляет на меня эти зеленые, полные порочного желания глаза, мне тут же становится ясно, на чьей стороне перевес.

— Я хочу, чтобы ты его убил. Избавился от него так же, как избавился от того трупа. Мне нужно, чтобы он исчез из моей жизни, иначе в какой-нибудь вонючей яме обнаружат уже мой труп.

— Ты просишь меня убить человека.

— А ты хочешь сказать, что того выброшенного парня ты не убивал?

— Он похитил ребенка. Держал его в клетке. Мучил. Насиловал.

— И поскольку я не ребенок, то не заслуживаю твоего сочувствия? Я уже говорила тебе, что у меня нет другого выбора. Это моя клетка. И уверяю тебя, что меня он тоже мучил и насиловал.

Я сжимаю пальцами переносицу, тщетно пытаясь унять внезапно закружившийся у меня в голове говноворот.

— Айви, чего бы ты там себе не напридумывала, я священник. А не наемный убийца.

— Забавно. А вот мне показалось, что ты довольно профессионально со всем управлялся. С каким... епископом мне лучше связаться по этому вопросу?

У меня дергается глаз, и, не успев опомниться, я хватаю ее за горло и прижимаю к стене.

— На твоём месте я бы этого не делал.

— Или что? Вы и меня убьёте, святой отец?

— Да ты просто маленькая змея, да? Прикидываешься невинной и наивной?

— Ну а ты — волк в овечьей шкуре, так почему бы нам обоим не сбросить эти маски и на мгновение не стать собой? Тебе нужно мое молчание. Мне — свобода. Мы, вне всякого сомнения, сможем прийти к соглашению.

— Так вот зачем ты пригласила меня сюда подняться? Чтобы вонзить в меня свои ядовитые зубы?

— Он навредил не только мне. Он убийца. Он убивал семьи. Такие же, как твоя.

— Ты это знаешь? Ты видела, как он убивал?

— Нет. У меня просто такое ощущение. Если бы ты его встретил, то тоже бы это почувствовал.

— Я не собираюсь убивать, основываясь лишь на плохих предчувствиях. Для этого поищи кого-нибудь в интернете. А что до того, что ты, как тебе кажется, видела, то я не позволю тебе шантажом втянуть меня в свои глупые игры.

Я убираю руку с ее горла, сожалея, что вообще к ней прикоснулся. Это произошло скорее машинально, однако я никогда раньше не угрожал женщине таким образом — пусть бы даже она со мной играла. А это значит, что Айви пробудила во мне неконтролируемые порывы. Тогда тем более стоит держаться от нее как можно дальше.

— Прошу прощения, но мне нужно возвращаться в церковь.

Я направляюсь к двери, но почувствовав на руке крепкую хватку Айви, разворачиваюсь. И, видимо, мой взгляд все говорит за меня, потому что она поспешно отпускает мою руку.