Освоение одиночества. О чем молчат любимым.

...Только что прочел твое письмо, которое привезла Шурочка.

Странно, жутко, непонятно!

Возомнив себя людьми, противопоставив себя зверью, обозвав их (зверей) нашими «меньшими братьями», мы в своем самодовольстве творим жесточайшие поступки и, клевеща на весь мир природы, называем их зверскими (если они совершены против нас). Творя их сами, мним подвигами.

Это было во всю известную мне историю человечества. От людоедства, приношения человеческих жертв, восхождения на крест и костры инквизиции, до народовольцев и александров матросовых. Разрушать легче, чем строить.

Это вечно повторяющееся, мальчишески самоуверенное, невежественное: «На всем, что сделано (выстрадано, прожито до тебя) ставлю — “nihil”!»

Это вечное зазнайство едва вылезшего из пеленок младенца, с его завистливым богом, вечно благословляющим на любое разрушение (развязывающим руки, чтобы сорвать злобу за собственную несостоятельность, несчастливость), богом всегда воинственно нетерпимым к другим богам!..

Зазнайство младенца, который вместо того, чтобы сказать - не знаю - и узнавать, вместо этого, еще не научившись думать, уже размахивает понравившейся ему фразой, как мечом. Подчиняет этой фразе поступки, свою и чужую жизни. Не замечая, что меч обоюдоострый. В зазнайстве разрывает связь времен, все дальше регрессируя от зверя, все богатство человеческих возможностей и умений тратя на эту регрессию. Вот уж действительно по В. Шекспиру:

«Сведи к необходимости всю жизнь И человек сравняется с животным».

По-моему, только уважая зверя в природе, мы можем принять зверя в себе, восстановить «связь времен» и, сравнявшись с животным, развиваться в человека счастливого, открытого, доброго. Тоге», для кого убийство подобного себе или себя самого никогда не может быть подвигом.

И страшен бог, призывающий карать другого человека за безбожие.

Мамочка, поймал себя на том, что я настолько сжился с этим состоянием без вас, что, кажется, не тоскую. Просто изменились куски времени.

Вошел в комнату, вышел из комнаты... Саша остался в поезде, идущем через границу. Его голос по телефону «из Лондона». Саша в гостинице. Ты уехала. Ты прилетела. Мишка уехал. Каникулы. Маша сбежала. Звонки. Приехали. Теперь они вместе, будто рядом.

О своей тоске по вам я узнаю по облегчению дыхания, когда вы звоните, и по тому, как жизнь становится просторнее, когда вы приезжаете.

Дверь открылась. Дверь закрылась. Дверь распахнута и сейчас... человек... войдет...

...Весна у нас странная. Оттаяло, развезло, асфальт даже высох. Дождики. И вот повалил снег, и минус 10 мороза. Машины стоят двухэтажными сугробами. По дорогам не проехать, будто Наполеон в России. Теперь снова тает...

1997 год. Март.

АКВАРЕЛЬНЫЕ ЗАРИСОВКИ.

Я хочу жить!

Я тогда уже долго пребывал в ощущении, что все бессмысленно и нереально. Как не со мной, что ли, или как на далёкой сцене. Будто надо проснуться, а я не умею.

Я устал от этой принужденной пустоты. Хотел то ли сбежать, то ли встряхнуться, а может быть, измотать себя простой физической усталостью. Не знал, что делать и пришел в турагентство.

Я говорил со служащей агентства. В стороне сидел человек с серьезными и в то же время насмешливыми глазами. Он неожиданно вмешался, объявив, что мне «не того надо» и позвал прийти к ним в туристический клуб.

Ребята как раз уходили в горы. По случайности уже готовая группа оказалась без двух участников. Меня почему-то приняли сразу, только спросили: есть ли гитара. Гитара была. Правда, играть я еще не умел. «Научишься!» Так я и попал в тот поход.

...Неожиданно мы вышли к узкой каменной тропе по краю обрыва над бурной горной речкой, сразу над водопадом. Если переместить рюкзак на грудь, а потом спиной прижаться к чуть отклоненной от реки скале, то на этом карнизе умещался как раз мой туристский ботинок 45 размера.

Только что прошел грибной дождик. Карниз этот был мокрым и казался скользким.

За несколько минут до того, когда мы еще шли по тропке меж соснами, мой рюкзак съехал набок, и я чуть не сполз, но успел ухватиться за сосну. Здесь не за что было бы ухватиться. Я бросил большой камень в водопад, и он, не утонув, пронесся вместе с поверхностью воды до самого низа.

По правилам мы без связки и в сухую-то погоду должны были бы идти другой - далекой от края ущелья тропой по лесу. Но мы уже были здесь и ни времени, ни желания идти в обход не было.

Карниз проходили по одному.

Меня поставили замыкающим. И я с каждым невольно до спазмов в животе балансировал над пропастью.

А когда прошел сам... увидел горящие восторженным блеском глаза всех... Вспомнил тот камень, в водопаде не тонущий ... Я почувствовал... остро, всем дыханием почувствовал, что хочу, жадно, очень хочу - жить!

О мухах, воронах и... солнечной дали.

Здание «Горпроекта» стоит на высоком холме над Волгой. Фасад его - из одного почти стекла и обращен к тому берегу

Я ждал в тамбуре и утупился в стекло изнутри сблизи.

Оно было засижено мухами, нечисто от паутины и пыли, казалось мутным и толстым.