Освоение одиночества. О чем молчат любимым.

В расхлябанности, притворяясь свободным, подросток игнорирует мало понятные ему рефлекторные реакции своего тела на внешний мир: на то, что его окружает, в том числе и на людей. Расслабляя мышцы без внимания к себе больше, чем того требует момент, он вступает в конфликт и со своими внутренними импульсами, требующими возвращения необходимого тонуса. И оказывается этой борьбой «за свободу» загруженным.

Занятый расслаблением как самоцелью, а не как средством он этой занятостью отвлечен от происходящего вокруг. И, не замечая того, тормозит, рвет автоматизм инстинктивной мышечной связи со своей человеческой стаей. Насильственно отгородившись от значительной части естественного (Потока непонятных ему внешних сигналов, принимаемых телом, подросток не только лишает себя информационной подпитки, поддерживающей нужный для нормальной жизни и здоровья эмоциональный тонус - становится расхлябанным.

Отказавшись, насколько сумел «расслабиться», от интуитивного реагирования и от приобщения к своему же неосознанному живому опыту[34], он к тому же еще и искусственно ограничивает используемую для выбора поступков информацию только узким потоком знаемого. Так очень затрудняет себе и ориентировку, и выбор решений - вообще жизнь среди людей.

Он теперь никого не чувствует. Только видит и слышит. А, как известно, в отличие от непрерывной интуитивной активности, питаемой всем многообразием чувствований, сознательная активность, построенная только на таком видении и слышании - дискретна, во много раз более трудоемка и чрезвычайно медленна! Она нам необходима только, когда есть бремя на долгую подготовку к действию, или для решения особо сложных задач, на особенно сложных участках пути, как лупа для неразборчивого текста.

В отличие от расхлябанности, та раскованность, о которой я здесь говорю, построена на живой обратной связи и с собой, и со всем своим окружением - с людьми, с животными, с предметами тоже.

Унаследованная, перенятая у других, любимых, людей или освоенная в результате тренажа раскованность, избавляя от излишнего напряжения большую группу мышц, не только высвобождает дополнительный нервный ресурс. Требуя поминутной отзывчивости, будучи ее проявлением, такая раскованность становится и лучшим условием этой отзывчивости, то есть оказывается самой эффективной собранностью. Не отвлекаемый никакой оторопью, ты оказываешься в самых тесных и чутких связях со всем, что тебе доступно. В любое мгновение всем существом готов к самому эффективному восприятию и реагированию на все и вся.

Сев удобно, и мельком взглянув на Леру Александровну, я бы успел заметить, что она пытается своим застывшим взглядом на ничего не выражающем лице встретить мой взгляд. И не для того, чтобы всматриваться, а только будто ради игры в «гляделки»: кто дольше выдержит быть невыразительным.

В мои планы это бы не входило. Я бы постарался не встретиться с ней глазами. Или не откликнуться на предложенную ею игру...

Этого требуют и условия игры в тройках, которую я описываю.

Чтобы не навязать партнерше своей активности, мне бы следовало самому остаться самостоятельным. Не ввязаться в ее игры, а заниматься тем, что интересно мне.

...Я стал бы рассматривать ее руки. Руки были бы спокойными. Стирающими, убирающими, кормящими, делающими. Какими-то молодыми и мужественными. И от этого отсутствия лишнего, и еще от диссонанса с забытыми в голубых джинсах бедрами, на которых они лежали, - красивыми.

Наблюдая Леру Александровну - «клиента» я бы увидел, что она опять «добросовестно» играет роль и, как дитя, ждет, когда я буду играть свою. Снова она помнит мои обязанности. Ждет активности от меня. Не видит или не понимает, что я делаю, и сердится. А ведь теперь даже по условию игры я не должен ничего «делать».

Похоже и я на нее сержусь. За то, что она чего-то ждет от меня... Вот и я занят не своими делами! Как легко искать соринку в чужом глазу.

Я рассердился бы на себя. Интересно, за кого я ее принимаю?

Я снова вернулся бы к ее живым рукам и к каким-то истраченным бедрам.

Подумал бы, что, если Лера Александровна - это ее руки, то она умница и красавица. Но тогда - ничего в ней, кроме ее пробивающихся на щеках веснушек, больше не походило на нее!

Все забыто и использовано, как жилистое тело женщины-клоуна. Наверно она и бедра использует машинально и безжалостно, как рабочий станок.

Подумал бы, что, если бог - это жизнь, то его представитель на земле - женщина,

И в жизни спасаются, выживают и имеют будущее только те, кого женщина выбрала.

Те из нас, кого женщина хочет, получают от нее силу хотеть и мочь. Не завидовать, подчинять и разрушать, а благодарить, узнавать, растить и строить!

От своих желанных рождает она желанных ей детей. Тех, кого любовью умеет защитить от соблазна красивых слов и приобщить к таинству неназванной словами реальности. Их в свою пору одаривает бесстрашием хотеть жить, и мочь выжить.