От Алтая до Берлина

Но если варилось к свадьбе или рождению ребенка, в деревне считали – это святое дело и гулять будут от мала до велика. Хоть пытай – не скажут. Марфа Трухина из деревни Капустята была на сносях. У Капитона во дворе, на виду, бурлила, вздыхала и охала большая железная бочка. Мужики вечерами наведывались, спрашивали: «Капитон, как там – скоро, а то нутро давно просит». Капитон, степенный мужик, с темно-русыми волосами, стриженными под кружок, крупным носом, оттопыренными ушами, поджимая губы ехидно отвечал: «Надоели вы мне, можете сглазить, не волнуйтесь. У меня и капля не пропадет, потерпите, ваше будет». Мужики обходили чан кругом, нюхали. Глаза соловели, думали про себя: «Ну быстрей бы Марфа разродилась, вдруг какая беда случится, тогда и первач не попробуешь».

Марфа, поджарая баба с карими глазами навыкате, лицом, покрытым конопушками, поддерживая огромный живот, хлопотала с кумой во дворе по хозяйству. Марфа с кумой неразлучны. Выросли на одной улице, погодки. Привязались друг к другу с детства.

Капитон успокаивает мужиков: «Сегодня начну гнать, утром приходите пробовать первач».

Марфа кричит: «Капитоша, фельдшерица приходила, в село завтра утром ехать в больницу. Предупредила, если не поеду, то составит акт. Надо ехать. Я и сама побаиваюсь дома оставаться, вона какой живот, вдруг тройня. Слышу стук стоит в животе, наружу дите просится. По подсчетам пора».

Капитон, улыбаясь: «Меня в сенях родили, а тебя в конюшне – ничего, до сих пор живой».

Марфа отвечала с недоумением: «Капитон, разве ты забыл – твоя мать при родах кровью изошла. В нашей семье из восемнадцати до взрослости только шестеро выросли. В больницу больных детей нести боялись. Пугали – там уколами исколют».

– Ну ладно, ладно, раскудахталась. Отвезу тебя завтра в больницу.

Три дня и три ночи Капитон отлаживал свой аппарат. Мутная жидкость наполняла четверти (трехлитровые бугылки). Мужики наседали по утрам. Капитон давал попробовать с ладони и более ни-ни. Убеждал: «Потерпите, изопьем вино, а вдруг баба не разродится. Не могу грех на душу брать».

На четвертый день рано утром, на взмыленном жеребце прискакал бригадир и передал: «Капитон, Марфа разродилась. Сын у тебя, поезжай за роженицей». Куда поедешь, дело не бросишь. Запряг лошадь, усадил куму. В пестер установил трехлитровую бутыль и наказал: «Смотрите мне, не угощайтесь сами. Дите не погубите. Это для докторов». Кума по дороге раза два прикладывалась. К больнице подъехала веселенькая. С пестерем прямо в родильное отделение, к заведующей. Та руками замахала: «Что вы, что вы, мы на работе, нам нельзя». Слух, что приехали с бутылью самогона за дитем, разлетелся по больнице мгновенно. Когда кума вышла в коридор, ее окружили нянечки – где-то достали кружку и полбулки хлеба. Марфа наливала по половинке – угощала и давала по кусочку хлеба, приговаривая: «Закусывайте, без закуси нельзя, оно сильно крепкое». Когда осталась одна треть, кума заторопилась, приговаривая: «Все, бабоньки, оставим маленько роженице и начальству». Забежала с кружкой в палату, закудахтала: «Марфуша, с прибавлением тебя, запереживалась за тебя. На, маленько испей».

– Можно причаститься, такого богатыря родила. Четыре с половиной килограмма. Уж поорала я. Подожди во дворе, выписывают после обеда, иди, сейчас дите кормить буду.

После обеда Марфу с кумой провожали всей больницей. Помогли усадиться в телегу. Кума покачивалась, да и Марфа была навеселе. Дите уложили на соломку. Подружки на радостях добавили еще понемножку и в обнимку с песнями покатили домой, держа пестерь с остатками самогона под боком. Когда отъехали от городка, кума предложила: «Марфа, не повезем же бутыль обратно. Капитон велел отдать больничным, как подарок, за уход и присмотр. Выливать остатки жалко. Давай на лужайке под березкой посидим маленько». Выбрали пригожее место. Остановили лошадь. Нарвали травы, чтобы не ушла. Спящего ребенка взяли с собой, положили в тенечке. Попевая песни, незаметно опорожнили бутыль. Пошатываясь, поддерживая друг друга уселись в телегу. Понукивая лошадь, распевая песни во всю Ивановскую, двинулись домой. Во дворе Капитона толпились мужики. Некоторые с кружками стояли в очереди, ждали, пока наполнится до краев пахучая жидкость. Прихватывали нос и залпом выпивали. Двое мужиков, громко похрапывая, устроились под забором. Бабы с ребятишками толпились за воротами. В деревне праздник – у Капитона родился сын.