От Алтая до Берлина

Тогда на высоте «371» фашист всадил в меня две пули в правое плечо. Одна задела легкое. Отлежался в госпитале более полугода. Летом 43-го года тоже попал на Курскую дугу. Был и под Прохоровкой. Удивляюсь, как не встретились. В одной танковой армии были. Много раз сватали, хотели отправить на командирские курсы. И грамотешки предостаточно. Сельхозтехникум перед войной на отлично закончил, правда, заочно. Голова до войны варила хорошо. Но я привык колхозом руководить, поэтому считал, что старшинская должность самая подходящая для меня. Думаю, если в роте толковый старшина – жить без беды. Что солдату надо? Чтоб был обут, одет по сезону, вымыт в бане, вовремя накормлен, тогда солдат воюет и воюет сноровистее, настырней. Вот в Венгрии и под Балатоном меня сильно помяло. Контузило и осколками иссекло: и в грудь, и в живот, и в печень. Какая-то ядовитая сталь. Крупные осколки повытаскивали, а мелкие остались и ходят по телу. Покоя нет. Изнемогаю я. Отвоевался. Очень хотелось детей на ноги поднять, выучить, вырастить. Сиротами останутся. Жена моя, Александра Ивановна, казачка настоящая. Раскрасавица, в темно-русых кудрях ее можно запутаться. Глаза словно озера горные – голубые. А певунья какая! Как запоет – станица утихает. Из одного конца в другой слышно. Тоскую по ним сильно. Жена пишет – на крыльях бы прилетела, да куда ей от малышни. Не хотелось, чтобы она видела меня беспомощного. Пусть помнит молодого, задиристого, красивого. Товарищ майор, будете на Ставрополыцине, заскочите в Старомарьевку, навестите родителей, расскажите им, что честь свою не уронил, воевал, как положено казаку.

В первых числах мая майора Травина увезли на операцию, когда вернулся – койка Скребцова была пуста.

Травин позвал сестру: «Сестричка, попроси у врача 100 граммов спирту, помянуть надо друга и воина, чистого и светлого человека».

Нельзя вам после операции.

А отбивать в день по десять атак, хоронить десятки бойцов, гореть в танке – можно? Тащи, сестра, не береди душу.

Зашел главврач с графином.

– Я развел, как положено. Вам чистого нельзя. Слабые еще. Ну, где ваши кружки?

Раненые застучали дверцами тумбочек. Разлили.

– Дорогие товарищи, взят рейхстаг. До Победы осталось два-три дня. Жалею, что многие не дожили до нее. За них, павших, за их победу…

Пути – дороги

Встреча

Станция Григорьевская. Снуют электрички. Шестипутка. На последнем пути более месяца стоит состав с цистернами. Чтобы попасть на электричку, надо погорбатиться под вагонами. Вылазишь – спина и руки в мазуте. Тороплюсь на электричку до Менделеево. Выползаю из-под вагона – навстречу от перрона вокзала мчится огромная овчарка. Струхнул, смотрю, на шее ошейник, значит не бездомная и есть хозяин. Видимо, пришла встречать кого-то с электрички.