От Белоруссии до Карабаха. Трамп, Навальный, коронавирус и другие…

Особое возмущение, как следует из статьи, вызвали у товарища Вольфсона слова о том, что Исламская Республика Иран – это демократия. Оговорился ли автор, утверждая, что Иран – единственная подлинная демократия Ближнего Востока? Нисколько. Именно это говорил и писал автор до Женевы, в Женеве и после нее. Не Израиль, Турция, Ливан или арабские республики, не Афганистан и Ирак, но Иран, прочно ассоциирующийся у американской и израильской элиты с «осью зла», – пример того, чем является демократия в ЭТОМ регионе, если она имеет исключительно местные корни.

Израиль, который часто упоминают как единственную демократию на Ближнем Востоке, никакого отношения к ближневосточной демократии не имеет. Израиль – это демократия восточноевропейская, на Ближний Восток перенесенная отцами-основателями страны, чьи корни легко определить даже самому поверхностному наблюдателю. Близнецы израильских партий были уничтожены в ходе становления однопартийной системы в СССР и погибли в огне Холокоста. Израиль – абсолютное региональное исключение, и сравнивать эволюцию его политической системы не со странами Восточной Европы, а с авторитарными режимами, монархиями и теократиями Ближнего и Среднего Востока вряд ли уместно. Не случайно политическое устройство Израиля не воспринимается соседями как предмет подражания, если, разумеется, не считать таковым исследование опыта израильских религиозных партий, проведенное во время о́но аятоллой Хомейни.

Турецкая демократия – это наследие Ататюрка. Турция остается до сих пор светским государством не благодаря развитию турецкой демократии, вновь и вновь приводящей во власть исламские партии, но вопреки ей. Ее армия до самого последнего времени была готова пресечь демократию на корню, как только та распространялась за пределы «красной линии» кемалистских заветов, хотя Эрдоган с этим покончил в пользу политического ислама. Это же можно сказать об арабских автократиях Ближнего Востока. В Магрибе и Машрике эволюция политической системы неизменно сталкивает генералитет с исламскими партиями и движениями. Опора этих партий и движений – те самые народные массы, которые, согласно классическим теориям, и являются носителями демократии.

Демократическая по форме борьба исламистов за власть в арабском мире неизбежно вырождается в вооруженное противостояние с правительственными войсками и гражданские войны, с попутным вытеснением и уничтожением неисламского и неарабского населения. Что «арабская весна» ясно показала всем, желающим и способным видеть. Даже Ливан, государственная система которого служит примером «договорной демократии», основанной на адаптации партийной терминологии к этноконфессиональным и клановым реалиям, не является исключением. «Просвещенный трайбализм» его политической системы делает ее, в условиях реализации принципа «один человек – один голос» и отсутствия внешней оккупации, призрачно-зыбкой.

Иран же, при всем своеобразии его государственного устройства, является полноценной республикой. Изменения в его государственной элите зависят от многих факторов, но ключевую роль в них играют выборы, регулярно проходящие на всех уровнях власти. Нельзя не замечать противостояния различных групп истеблишмента, острой борьбы реформаторов, прагматиков и консерваторов, активности СМИ и молодежных организаций, конкуренции между армией и КСИР. Эта страна – эволюционирующая революционная демократия. Она подчиняется тем же законам и развивается в том же направлении, что СССР, переживший свою революцию в 1917 году. Ислам – отнюдь не коммунизм, однако система власти и внутриполитическая ситуация в современном Иране и Советском Союзе времен Хрущева имеют куда больше общего, чем различного.

Экспорт революции и поддержка террора в отношении идеологических противников – главный аргумент сторонников конфронтации Израиля с Ираном – имеют прямые аналогии в истории Советской России, как известно, в конечном счете отказавшейся от «неконвенциональных» отношений с соседями. Констатация этого факта не делает Иран менее опасным соперником Израиля, однако помогает избежать неверных оценок и штампов. Стремится ли при этом Иран к овладению ядерным оружием? Сугубо личное мнение – да. Было бы странным, если бы обладание этим символом «первой лиги» сегодняшнего мира не было одной из текущих задач режима, небезуспешно претендующего на роль региональной сверхдержавы, находящегося в исключительно недружественном окружении и имеющего могущественного внешнего противника в лице мировой сверхдержавы.