От Берлина до Иерусалима. Воспоминания о моей юности

Он погрузился в изучение Каббалы под влиянием французского перевода «Зоара», о котором я уже упоминал. Он часто пользовался этим переводом, хвалил его и строил на нём какие-то воздушные замки. Его деятельность по созданию упомянутого мною Общества началась, очевидно, в 1916 году, и, несомненно, требовала от него больших затрат энергии. Несомненно и то, что он прекрасно разбирался в методологии исследований Каббалы, хотя иврит его был ограниченным, а арамейского он вообще не знал. Он обращался, письменно или навещая их лично, к выдающимся иудейским учёным, евреям и неевреям, о которых знал, что по разным причинам они интересуются каббалой.

Иные на его письма никак не реагировали, другие, узнав, что он обращённый еврей, оставляли его просьбы без ответа, но были и такие крупные учёные, кто ему отвечал. Как, например, директора большой Мюнхенской библиотеки, которые надеялись, что подобная деятельность оживит интерес к драгоценным каббалистическим рукописям, принадлежавшим по большей частью И.А. Видманштеттеру, востоковеду и дипломату шестнадцатого столетия, именем которого и было названо упомянутое Общество[151]. Даже сын Генриха Греца, всей душой презиравшего каббалу, вошёл в состав временного комитета с целью наглядно продемонстрировать стремление к желаемой объективности. Эйслер обладал богатым воображением и умел воодушевлять или хотя бы убеждать. В этом отношении его письма к Буберу 1917–1919 годов действительно очень поучительны. Поскольку научное целеполагание, принятое Обществом, было вполне обоснованным, некоторые известные раввины также высказали готовность присоединиться к комитету, и неудивительно, что такой человек, как Бубер, заинтересовался подобным проектом. Эйслер послал ему свою статью на эту тему для размещения в “Der Jude”. Бубер же, зная о крещении Эйслера, ответил, что, вообще говоря, готов печатать в своём журнале статьи о живом иудаизме любых авторов, евреев и неевреев, неважно, однако статьи евреев-отступников он публиковать не будет, какими бы мотивами крещение ни было вызвано. Эйслер написал, что давно уже решил вернуться к иудаизму, поскольку за последнее время ближе с ним познакомился и понимает, насколько он отличается от того иудаизма, который он отверг в молодые годы. На это решение, писал он, в значительной мере его натолкнули такие люди, как Бубер, а также труды Бубера, поэтому теперь он готов на этот шаг – возвращению в мюнхенскую иудейскую общину. Ответ Бубера был: «Господин доктор, я велю отдать в набор Ваше сочинение, но не смогу его опубликовать, пока Вы не известите меня о сделанном Вами шаге». Позднее Бубер рассказал мне, что больше никаких писем от Эйслера не получал, разве что буклет с уставом, где наряду с другими членами комитета стояло и его собственное имя. Буберу оставалось лишь предположить, что Эйслер остался в прежнем своём состоянии, так что он послал мне эту неопубликованную статью, полагая, что она может меня заинтересовать. Гранки этой статьи до сих пор у меня хранятся. Как бы то ни было, чтобы составить мнение обо всём произошедшем, я должен был повидаться с д-ром Эйслером (который жил тогда в Фельдафинге на озере Штарнберг).

Я последовал совету Бубера, немедленно приобрел «Плащ мира и шатёр небес» и под впечатлением прочитанного внёс в расписание лекций «Университета Мури», основанного мною и Беньямином[152], пункт: Лекция «профессора Роберта Эйслера» – «Дамский плащ и пляжная кабинка в свете истории религии». Таким образом, я оказался вовлечён в самые что ни на есть нелепые отношения. Эйслер пригласил меня в свой маленький особняк на озере Штарнберг, построенный ещё в годы его миллионерства. (Во время инфляции он, как большинство, потерял всё, кроме этого дома, и жил доходом от сдачи в аренду комнат платежеспособным представителям образованного среднего класса Англии.) На несколько минут он завёл меня в библиотеку, до потолка наполненную учёнейшей литературой на тему Бога и мира. Мой взгляд упал на переплетённый в сафьян десятитомник in quarto[153] под названием “Erotica et Curiosa”. Я, не поленившись, вытащил первый попавшийся том и обнаружил, что это муляж, скрывающий коньячные бокалы и бутылки. Эйслер заключил меня в широкие объятия. Я был принят как ангел, посланец небес, долженствующий вдохнуть дух каббалистической жизни в его бумажное собрание. Возможно ли было представить себе лучшую встречу на его жизненном пути?! Слова Бубера о нём оказались справедливы. Я видел перед собой совершенно необычного человека, авантюриста и учёного в одном лице, и в первый же час нашего общения твёрдо решил поближе изучить этот человеческий феномен.

Титульный лист книги Роберта Эйслера «Плащ мира и шатёр небес» (München, 1910)