От Берлина до Иерусалима. Воспоминания о моей юности

В глубоко мистической главе «Страх» из «Голема» герой, художник в поисках себя, переживает каббалистическое видение, в котором появляется фигура со светящимися непонятными иероглифами на груди. Она спрашивает героя, может ли он их прочитать. «И когда я <…> ответил отрицательно, он протянул мне ладонь, и буквы засветились на моей груди, сперва латинские: “CHABRAT ZEREH AUR BOCHER”[161], – потом медленно обратившиеся в совершенно мне незнакомые». Конечно, каждый читатель почувствует здесь скрытое мистическое послание, таково и было намерение автора. Я объяснил Майринку, что здесь не что иное, как название мистической ложи, что-то вроде «Ложа зачатков рассвета» и его следует перевести обратно на иврит. Существовала ли такая ложа когда-либо или это выдумка, не знаю. Я попросил разрешения посмотреть теософскую литературу в его библиотеке, немного там порылся, и вдруг мне на глаза попалась надпись в англоязычном теософском словаре, без толкования слов, но с замечанием, что речь шла о названии «мистического ордена» или «мистической ложи» (не помню точного слова). Лишь пятьдесят лет спустя я узнал, что это не что иное, как обратный перевод названия так называемой Франкфуртской еврейской ложи, известной в истории масонства со времен Наполеона, а именно «Ложа Аврора, или Утренняя заря в восхождении», которое на иврите превратилось в «Chevrat sarach ‘or boqer». Так это имя, неправильно транслитерированное невеждой, попало в книгу Майринка.

Второй пример взят из романа «Зелёный лик». Герой видит во сне накрытый для субботней трапезы стол и на нём две зажжённые шабатные свечи. Является пророк Илия, и герой осознаёт, «что он переставил во мне всеобымающие огни макифим» – будто бы субботние свечи по-еврейски называются макифим[162]! Этот сновидец, или визионер толкует данную сцену так, будто речь идёт о каббалистическом предвестии его смерти. Но откуда взялось такое символическое толкование шабатных свечей? – спросил меня Майринк. Я объяснил ему, что шабатные свечи не имеют такого значения, и что он спутал исходящий от них свет с двумя совершенно другими источниками света, о которых говорится в учении о душе лурианской каббалы. Каждое духовное существо или нечто одушевлённое имеют в себе наполняющий внутренний свет и озарены внешним светом. Но за некоторое время перед смертью человека внешний свет исчезает. Майринк, прочитав, вероятно, немецкую или английскую статью на эту тему, смешал в своей фантазии (или в своей памяти), а скорее всего в своём немецком языке, оба эти светильника, освещающие душу, и сопряжённое с ними возвещение о смерти человека – с шабатными свечами, поскольку в немецком языке и то и другое обозначается одним и тем же словом. После визита к Майринку я стал искать материалы на эту тему в оккультистской литературе и нашёл искомое в (абсолютно никчёмной) книге какого-то французского оккультиста о каббале в переводе на немецкий. Как я убедился без труда, именно эта книга находилась в библиотеке Майринка!

Потом, когда мы вместе пили кофе, Майринк, чья невзрачная внешность мелкого буржуа плохо ассоциировалась с его фантасмагорическими новеллами, рассказал мне о собственном опыте, о том, к примеру, как он с помощью магических практик избавился от спинальной дистрофии, диагностированной у него в цветущем возрасте, когда он легко мог от неё умереть. Рассказы его действительно захватывали. Неожиданно без всякого перехода он спросил: «А вы знаете, где живет Бог?» На этот вопрос, если только не повторять вслед за знаменитым рабби Менделем из Коцка[163]: «Он там, куда его впускают», – ответить было непросто. Майринк, пронзив меня взглядом, проговорил: «В спинном мозге». О таком я слышал впервые, и так произошло моё первое знакомство со знаменитым йогическим сочинением «Змеиная сила» Артура Авалона[164] (литературный псевдоним почтенного английского судьи), которое было опубликовано накануне Первой мировой войны и, вероятно, Майринк тогда владел единственным его экземпляром в Германии.