От Блока до Бродского

Пастернак в революционное лето 1917 года пишет книгу о любви и митингующей природе, позабыв об исторических событиях. Маяковский в это же время сочиняет оды революции, позабыв о страданиях израненного сердца и нервной скрипки. Цветаева в своем восприятии мира, в своих стихах соединяет эти противоположности, одновременно существует в мире реальном и мире воображаемом. Романтические всеобщность и контрастность все очевиднее становятся главными принципами ее поэзии.

В январе 1918 года, ненадолго появившись в Москве для тайного свидания с семьей, С. Я. Эфрон отправляется на Дон и вступает в Добровольческую армию. Он выбирает путь прямой борьбы за белое дело. Цветаева на четыре с половиной года остается в любимом, но совершенно изменившемся городе и переживает трудности, выпадающие на долю простого человека в годы Гражданской войны, в самом драматическом варианте.

Она пытается служить в разных советских учреждениях, как и многие москвичи, голодает и в ноябре 1919 года вынуждена сдать в детский приют двух своих дочерей. Через несколько месяцев младшая дочь умирает. Воспоминание об этой трагедии будет преследовать Цветаеву всю жизнь:

Две руки, легко опущенные
На младенческую голову!
Были – по одной на каждую —
Две головки мне дарованы.

Но обеими – зажатыми —

Яростными – как могла! —
Старшую у тьмы выхватывая —
Младшей не уберегла.

Две руки – ласкать – разглаживать

Нежные головки пышные.
Две руки – и вот одна из них
За ночь оказалась лишняя.

Светлая – на шейке тоненькой —

Одуванчик на стебле!
Мной еще совсем не понято,
Что дитя мое в земле.

(«Две руки, легко опущенные…», апрель 1920

)

Чуть раньше Цветаева напишет свой автопортрет, обращенный к старшей дочери, словно глядя на происходящие события из далекого будущего.

Когда-нибудь, прелестное созданье,
Я стану для тебя воспоминаньем.

Там, в памяти твоей голубоокой,

Затерянным – так далеко-далеко.

Забудешь ты мой профиль горбоносый,

И лоб в апофеозе папиросы,

И вечный смех мой, коим всех морочу,

И сотню – на руке моей рабочей —

Серебряных перстней, – чердак-каюту,

Моих бумаг божественную смуту…

Как в страшный год, возвышены Бедою,

Ты – маленькой была, я – молодою.

(«Але», ноябрь 1919

)

Но даже в самых тяжелых обстоятельствах настоящий поэт не может отказаться от своего призвания. Вопреки всему из «божественной смуты» бумаг вырастает несколько завершенных произведений, хотя опубликованы многие из них будут совсем не скоро.

В московские годы Цветаева пишет несколько больших поэм и целую книгу стихотворных драм, героями которых становятся легендарный авантюрист и великий любовник XYIII века Дж. Казанова («Приключение», «Феникс»), французский герцог Лозэн и королева Мария-Антуанэтта, Амур и даже игральные карты. Пьесы были написаны для молодых актеров театра-студии режиссера Е. Б. Вахтангова, который в голодной Москве поставил веселый, праздничный спектакль по пьесе-сказке К. Гоцци «Принцесса Турандот». Заглавие неосуществленной книги характерно для предпочтений Цветаевой: «Романтика».

Высокий романтический взгляд на события был обращен не только в прошлое, но и в настоящее. Параллельно с драмами и прозаическими дневниковыми набросками, которые позднее станут очерками «Октябрь в вагоне», «Вольный проезд», «Мои службы», складывается книга «Лебединый стан» (1917–1920). Тоскуя о воюющем муже, о котором она ничего не знает, Цветаева пытается перекричать разлуку: «Я эту книгу поручаю ветру / И встречным журавлям. / Давным-давно – перекричать разлуку – / Я голос сорвала. / Я эту книгу, как бутылку в волны, / Кидаю в вихрь войн» («Я эту книгу поручаю ветру…», февраль 1920).

Переживая реальный общественный разлом, поэт видит Гражданскую войну романтически: как сражение вдохновленной высокой монархической идеей белой гвардии с темными силами зла.

Белая гвардия, путь твой высок:
Черному дулу – грудь и висок.
<….>
Не лебедей это в небе стая:
Белогвардейская рать святая
Белым видением тает, тает…

(«Дон», 1, 24 марта 1918

)