От чистого истока я начинаю путь (СИ)

— Зимнего Солдата больше нет, Рамлоу, — Стив перехватывает покрепче ручку щита и достает из разгрузки на ремне наручники. — Биооружие у нас. Сдавайся и ответь за все перед законом.

— Черта с два, зведно-полосатый! Уйдем красиво, и твоей телке нечего будет после тебя собирать, — сжимает в кулаке кнопку с ведущими к бронежилету проводами.

Рамлоу объяло пламя, которое наверняка бы уничтожило рынок вместе со всеми людьми, но Ванда своей алой магией не дала взрыву нас убить. Заряд мощный, и она уже не может его удерживать, несмотря на все тренировки по концентрации. Невинные жизни или я — вопрос не стоит.

— Ланнистеры всегда платят свои долги, — встаю между бывшим агентом ГИДРА… и всеми остальными.

Даже спрятанный в пригоршню нож, уменьшенный до микроскопических размеров, колет иголками пальцы. Что уж говорить про пламя, сжигающее кожу и вырывающееся крохотными языками из кулака. Боль и запах жаренного мяса. Боль! Отравленными когтями разрывающая руку! Все время, пока я иду Темными Путями хоть куда-нибудь, подальше от всех. В пустыне Невады нет холмов с барханами, и спрятаться мне негде. Только ровная выжженная солнцем поверхность, на которую я вытряхнул самоубийцу Рамлоу и тут же оказался сбит взрывной волной — сила Ванды пламя больше не сдерживает. Ватная голова, писк в ушах от контузии, и теперь горит не только рука, но и почти все тело, пока огонь лижет кевлар, закрывающий подложку из драконьей чешуи. Сухая безжизненная почва облепила глубокие ожоги открытых рук, головы и шеи, когда я до скрежета стиснул зубы и начал кататься по земле, чтобы сбить пламя. Как и агент ГИДРА — живучий, гаденыш. Хотя мы наверняка оба здесь умрем. Больно. Больно! БОЛЬНО!

В Неваде сейчас рассвет, и небо алое, как огонь, повредивший при нечаянном вздохе гортань и легкие. Хорошее место, чтобы уйти. Жаль только, что с Эммой не успел проститься, но от боли в горле я все равно нем. Сколько бы ни хрипел, невольно пародируя Рамлоу, но кислорода в крови все меньше, и уже кажется, что начались галлюцинации — из ниоткуда среди чахлых кустов возникла белая кобыла с двумя седоками. Бред, Аста опасается Папу Легба и никогда бы не села позади него, крепко обхватывая парня-старика за пояс. И она всегда легко соскальзывает с Гинервы, а не сваливается, размазывая по лицу слезы.

— Дебил! Идиот! Олигофрен! — орет и всхлипывает, как истеричка, чертя над обожженной кожей лица и рук исцеляющую Соулу и останавливающую боль Ису. — Хоть бы вякнул, куда побежал, мудак! Герой, бля!

Взрывная волна сломала мне пару ребер и ключицу, поэтому моя сестра и верховный лоа перекрестков и дорог осторожно поднимали меня с земли, чтобы осколки сломанных костей не пробили зажаренные изнутри легкие. Мы почти ушли, когда от куска горелого мяса, который недавно был наемником, раздался хрип. Все еще жив. Был, пока Аста не воткнула ему нож в сердце и не набросила на остатки лица без век простой платок. «Лети домой, мой бывший враг, Рамлоу-Валерьянщик». И поцеловала воздух, удерживая его руками, как будто кто-то невидимый подставил лоб для последнего прощания.

— Баст, милостивая и сердечная… — Папа Легба поддерживает меня за относительно здоровое плечо, стараясь не касаться железных замков и пряжек на обгоревшей броне. — Столько лет прошло, и ведь нисколько не изменилась. Правда, Анубис?

— Мне кх-х… кажется… уф… х-х-х… что вы ошиблись, сэр… — хоть боли я не чувствую, но обожженная гортань с голосовыми связками позволяют мне только шипеть и хрипеть. — У Земли уже есть проводник мертвых… кха-кха… и Жнец.

— Это так, но я говорил не про Землю, Джеймс Бьюкенен Барнс. Стать духом в Мире Двух Солнц — твой шанс выжить, брат богини. Которой она еще окончательно не стала.

— Х-х… я же умру…

— Конец — это всегда начало. Только если это не конец всего.

Темнокожий юнец в соломенной шляпе расстроенно цыкнул и больше ничего мне не сказал. Он вообще замолчал и открыл рот только тогда, когда Аста разрешила ему пройти вместе со мной в наш Мир — не хотела лишний раз тревожить ожоги, забирая меня у главного лоа Земли. Он пошел с нами на Темную Сторону, но быстро отвернулся и скрылся за гигантским стволом яблони, стоило почве стать прозрачной, а небу превратиться в кусок полированного малахита. Здесь у моей сестры все снова пошло через жопу хвост — все отобранные у меня раны просто скатились с шипов в траву. Как тогда, при отращивании руки. Нет боли для чудовища, которого любит Темная Сторона.

— Знаешь, мне так тоже нравится, — помятая со сна Эмма ворошит едва заметный ежик отросших волос. Остальные сгорели. — Если ты все же убиваешься по своей косе, я точно знаю, что у Асты есть какое-то чудо-средство из Ехо. Она предлагала заманить тебя в засаду, связать, намазать и подождать пару часов.

— Леди, я не маленькая девочка, чтобы плакать из-за косичек. Сами отрастут, — потираю непривычно голый затылок. — Только попробуйте меня связать, и обе получите по задницам.