От Данте к Альберти

Впрочем, и традиционную веру купцы обращали себе на пользу. Ручеллаи рассчитывает на то, что бог поможет ему в его делах: «Я надеюсь на то, что бог дарует мне благосостояние, а также помощь и милость в моей торговле, — помощь и милость, о которых я полагаю, что они могут способствовать умножению моих доходов»^{42}.

Поистине купеческой сделкой представляются взаимоотношения с богом Паоло да Чертальдо: «Ты будешь добрым юношей и угодным богу, и ты, несомненно, обретешь у Мадонны великие благодеяния на этом свете и на том»^{43}. На первом плане оказывается воздаяние, получаемое уже на земле, «на этом свете». Весьма красноречиво звучат в одном из купеческих писем конца XV в. слова: «Во имя бога и доброй удачи и прибыли»^{44}. Они почти совпадают о надписью, сделанной Датини на своих счетных книгах: «Во имя бога и прибыли»^{45}.

Все отчетливее купцы и предприниматели осознают мощь человеческого разума. Рационализм, свойственный пополанам вообще и ранней буржуазии в особенности, был связан, в частности, со значительным подъемом материального производства. «Деловым людям» важно проникновение в суть событий, выяснение причинно-следственных связей между явлениями. Их дневники и домашние хроники свидетельствуют о стремлении раскрыть такие связи. «Всегда держи в уме, — пишет Чертальдо, — что когда ты захочешь что-либо сделать, [ты должен] обдумать и рассмотреть, чего ты этим достигнешь»^{46}. На накопленном подобными людьми и их предками опыте они основывают свою жизненную мудрость, практические правила поведения при разных обстоятельствах. Морелли убежден в том, что надо владеть умением предвидеть будущие дела и события; и все же полезно прислушиваться к советам старых, мудрых и опытных людей.

* * *

Деятельная жизнь горожанина изменила и его отношение к понятию времени.

В духовном мире средневекового человека понятия времени и вечности были тесно связаны между собой. В соответствии с выработанной средневековым сознанием «моделью мира» вечность представлялась сопричастной богу; она неизмеримо выше земного времени, которое является по сравнению с ней кратким мигом.

А перед вечным — это меньший срок,

Чем если ты сравнишь мгновенье ока

И то, как звездный движется чертог^{47}.

Поскольку земная жизнь находит свое оправдание лишь в конечной цели — загробном блаженстве (доступном, разумеется, только праведникам), время теряет самоценность; оно ощущается прежде всего как ожидание смерти, т. е. перехода из времени в вечность. Поэт XII в. Алан Лилльский сравнивает быстротечность жизни с коротким расцветом розы, являющей «нашей жизни и кончины точное подобие», для того чтобы настроить человека, «чадо тленья», на мысли о будущем:

Думой строгой и прилежной

Час кончины неизбежной

Рассмотри внимательно^{48}.

В этом представлении выражена одна из присущих человеку той эпохи форм восприятия времени — как линейного. Оно было строго отграничено началом — сотворением мира — и концом — Страшным судом. Таким образом, не только жизнь отдельного индивида, но и история всего человечества, развертываясь во времени, неуклонно движется к своему завершению — концу света.

Существовало и иное восприятие времени — как циклического, поскольку «в аграрном обществе время определялось прежде всего природными ритмами»^{49} — сменой сельскохозяйственных сезонов. Отсюда — общее представление о повторяемости событий. История как бы движется по замкнутому кругу. Поколения людей сменяют друг друга, а сами люди, их образ жизни, окружение не меняются; человек, исходя из своего взгляда на мир вообще и на время в частности, поступает так, как ему предписывает традиция. Столь большая роль традиции непосредственно связана с общими условиями жизни, прежде всего экономическими: темп развития средневекового общества был замедленным, и люди жили рутинной жизнью, не замечая перемен вокруг себя и в себе самих. Поэтому они не ценили времени.

Уже в XII–XIII вв. в Западной Европе, и прежде всего в Италии, вследствие роста городов и развития экономики понемногу меняется отношение ко времени. Как линейное, так и циклическое понятия времени становятся неприемлемыми для городского общества. В XIV–XV вв., когда темп жизни делается напряженным, люди начинают замечать, как быстро и неумолимо бежит время, и стремятся предельно полно использовать его. Теперь оно является одним из факторов успеха задуманного дела, обогащения. «Время — дорого стоящая вещь для купцов», — замечает один флорентиец XV в.^{50} Знатная флорентийка предшествовавшего столетия выразительно пишет сыну: «Тот, кто располагает временем и рассчитывает иметь время в будущем, теряет время»^{51}. В XIV в. на городских башнях итальянских городов появляются незадолго до того изобретенные механические часы, отбивающие каждый час суток. Во Флоренции такие часы устанавливаются в 1329 г.